Выбрать главу

Ладно, я сейчас другой. И разговариваю по-другому. На ином языке.

Тётку? Да помню я её морду, помню. Ну, изменилась, ну, годы прошли. Но не настолько, чтобы я её не узнал. Её кривое личико из миллиона отличу. Адрес тоже помню. Ну так, визуально. Такая-то улица, такой-то дом. Найду. А уж если там и сестрёнку зацеплю…

Вот он, автовокзал. Вышел из автобуса, добрёл до здания. Пусто в нём, и такое ощущение, будто закрывается. Нет, ребята, я так не играю! Мне ночку надо перекантоваться.

Взглянул на расписание, нашёл Горлихин. Так и есть, сегодня уже ничего туда не движется. Зато будет завтра, в восемь тридцать. Вот и отлично! Вот и ладушки! Кстати, автобусы ходят туда каждый день. Чудеса, да и только!

Сел в креслице, неизвестно каким идиотом названное креслом. Это не кресло, это садистское приспособление для пыток. Железное! И в мелких дырочках, чтобы когда обоссышься от удовольствия, моча бы вся вниз стекала, вниз. Здорово придумано!

— Ждёте кого-то? — подошёл ко мне человек в униформе.

— Нет, — выпрямился я в кресле.

— Вокзал закрывается.

— Как закрывается? — встрепенулся с досадой.

— Вот так. На ночь вокзал закрывается.

— А, ну да. Знаю.

Направился к выходу.

— А железнодорожный ночью работает, не знаешь? — обернулся на ходу.

— Железнодорожный работает, — кивнул мне чувак в униформе.

Знаю, знаю, обыкновенный охранник. Лох в форме. Всё знаю. Одним ударом его на жопу посажу. Но форма, сука, напрягает. Конкретно напрягает. Начнёшь тут с ним махаться, а он по рации вызовет подмогу. Скрутят, ментов позовут. А я такой тёпленький, со справкой об освобождение. Хоба, и новый срок! Запомнил я твою морду, хорошо запомнил. Ответишь ты мне за то, что так непочтительно со мной разговаривал. Ой, ответишь. Я обид не прощаю. Никому и никогда.

Железнодорожный вокзал через дорогу от автобусного. Ладно хоть здесь о людях чуть-чуть позаботились. Можно ночку провести.

В зале ожидания человек двенадцать. Ну правильно, поезда всю ночь ходят. Вот и я здесь под шумок покемарю.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Пришлось покупать билет. Денег жалко, но ничего не поделаешь. Хотел стрясти с какого-нибудь лоха, но постремался. Охранников полно, менты рисуются — нельзя рисковать. Двести пятьдесят рублей — ебать мой хуй! Вот это цены! В область выбраться — и такие бабки с человека срубают. Изверги, чтоб вы сдохли!

Автобус забит битком. Все места заняты. Ладно стоячих не берут. Я залезаю, подхожу к своему месту — там какая-то овца сидит. Место семнадцатое, у окна. Моё.

— Что, радость моя, — говорю, — с бодуна что ли?

Она смотрит, глазёнками моргает, типа не врубается.

— Считать разучилась?

Гляжу, вроде бы начинает соображать. Процесс пошёл.

— Это моё место! — взвизгнула омерзительно. С тем самым бабским истеричным вывертом, который я терпеть не могу.

— Да с хуёв ли твоё! — буравлю. — Ты на семнадцатом сидишь!

— Я на восемнадцатом! — визжит.

— Нечётные у окна, овца тупорылая!

Схватил её за плечо и за собой тащу.

— Что творишь! — брыкается. — Щас пацанам позвоню!

— Да я всех твоих пацанов раком загну, проститутка.

И тут девушка одна, в очочках, вежливо так откашлявшись, говорит:

— Девушка, вообще-то семнадцатое действительно у окна.

Вот, иногда и интеллигенты могут быть полезны. Хоть одна умная тёлка нашлась.

— У окна семнадцатое, у окна, — подал голос водила.

Мужики сразу чуют откуда опасность исходит. Очком. Сообразил шоферюга, что будь сейчас не по-моему, я здесь всем ад устрою. Это бабы тупые, в розовых очках живут, всю жизнь считают, что им промежность лизать должны.

Села овца рядом, сидит беспокойно, крутится вся, сучка. Угрозы какие-то бормочет, пацанов каких-то вспоминает. Тварь, сама за себя не отвечает, думает, что приблатнённые пиздюки ей заслон организуют. Хуеньки, сладенькая! Мне сейчас никакие блатари не страшны, я сам страшнее ядерной войны.

— Пизда с ушами! — говорю. — Или ты заткнёшься сейчас, или я тебе горло перегрызу.

Сопит, сучка, рычит. Но уже не вслух.

— А давайте, — вдруг баба в очочках снова голос подаёт, — я с вами местами поменяюсь.

Ей говорит, соседке.

— А то, — добавляет, — мужчина сильно на вас рассердился, а нам четыре часа ехать.

Я хотел было вякнуть что-то, но сдержался. Поменялись они местами, соседка моя стервозная радостно слиняла, села эта, в очках. Подозрительная какая-то. Странная. В глаза прямо смотрела, открыто. И взгляд такой открытый, искренний. Искрится, с улыбочкой.