– Извини, – сказал я, когда папа вернул мне телефон.
– Может, в следующий раз перенесешь побудку на более поздний час?
– Я думал, тут Джереми.
– Он вызвался лечь на диване.
– Я понял. – На этом я закончил самый долгий разговор, состоявшийся у нас с отцом за последние недели. Я вышел из комнаты, предоставив ему самому решать – встать, или снова заснуть, или еще что. Когда я возвращался к себе через гостиную-прихожую, Джереми уже сидел на диване и почесывался.
– Что это было?
– Все из-за того, что ты – осел, – сказал я. – Позвони маме.
Звонок в дверь раздался в самое неподходящее время. Я просматривала материал, отснятый вчера на балконе, пытаясь решить, считать ли плохое освещение крутой стилистической особенностью или я все-таки испортила фильм. Я уже собиралась нажать «паузу» на своем ноутбуке, но тут пошли кадры последних нескольких секунд – те самые, когда Адам подглядывал за мной со своего балкона. Угасающий солнечный свет освещал только половину его лица, делая заметной легкую складку между бровями, которая выдавала скорее любопытство, чем недовольство.
И я решила, что освещение просто идеальное.
Вздохнув, я пошла открывать, рассудив, что для доставки заказанной мной китайской еды рановато, если только разносчики не передвигаются на машине времени. Я и не ожидала, что прибудет мой обед, но, когда открыла дверь, не меньшее удивление, чем путешествующие во времени курьеры, вызвал у меня тот, кто стоял на пороге.
– Пришел покурить, что ли? – спросила я.
Адам покраснел, и если накануне вечером я находила милым румянец, разливавшийся по его шее и лицу, теперь он не казался мне таким уж привлекательным.
– Я хочу попросить тебя об одной услуге.
Я прислонилась плечом к дверному косяку.
– Еще чего. Ты вчера понес такую чушь, что я не намерена помогать тебе.
– За тобой должок, – сказал он, и румянец расползся до ушей. – За сигарету.
– Неверный ход. Попробуй еще раз. Никто не заставлял тебя прыгать на мой балкон и брать у меня сигарету. И я точно не принуждала тебя курить.
– Серьезно?
– Серьезно. Чего ты хочешь? – Любопытство взяло верх над желанием изображать самодовольное превосходство. Губы Адама вытянулись в тонкую линию, и мой интерес возрос. Похоже, его совсем не радовало то, о чем он хотел меня попросить.
– Мне нужно тебя сфотографировать.
Мои брови взлетели вверх.
– Прошу прощения?
Адам смотрел куда угодно, только не на меня.
– И в каком же виде?
– Обычная фотка.
– Зачем?
Я не думала, что можно покраснеть еще сильнее, но у него получилось.
– Это для моей мамы.
– Даже не знаю, как это понимать, но в любом случае оставь эту идею. – Я попыталась закрыть дверь, но Адам придержал ее ногой.
– Послушай, я вовсе не пытаюсь тебя преследовать…
– Но именно этим и занимаешься, так что отпусти мою дверь.
– Я не останусь в долгу. Выкурю столько сигарет, сколько захочешь, да что угодно.
Наша борьба за дверь прекратилась. Похоже, он настроен серьезно. Его карие глаза впились в меня, и, хотя при желании я могла бы рывком закрыть дверь, по всему было видно, что он в отчаянии и ему позарез нужна моя фотография. Я почувствовала, как покалывает кожу.
– Хорошо, слушаю.
– Да?
Когда я кивнула, он отпустил дверь. Какая доверчивость. Меня так и подмывало в назидание захлопнуть ее перед его носом. Но я этого не сделала. В конце концов, мои сигареты сами собой не выкурятся.
– Вчера вечером я сказал тебе, что мои родители разошлись…
– Вчера вечером ты много чего сказал.
– И я хочу попросить прощения за то, что наговорил лишнего, просто позволь мне сделать эту фотографию.
Я могла бы сказать ему, что начинать с извинений, если хочешь обратиться с просьбой, лучше всегда, но жестом разрешила ему продолжить.
– Моя мама предпочитает делать вид, что с ней все в порядке. Они оба так себя ведут. Но то, что мы здесь, ее убивает. Она не очень хорошо справляется с одиночеством. – Он сглотнул, и в какое-то мгновение мне показалось, что он вот-вот разрыдается. Эта перспектива заставила меня отступить назад. Я и представить себе не могла, что боль моей матери может быть настолько сильной, чтобы стать и моей болью. – Я думаю, она боится, что мы с Джереми отдалимся от нее, решим, что нам больше нравится здесь, с отцом. – Он тряхнул головой, как будто ужасаясь нелепости этой идеи.