- Марья, Марьюшка...
...пламенными мотыльками вспыхивают рунные росчерки, меняя привычный узор мира. Но как предательски дрожит рука от напряжения, как лихорадочно бьется сердце...
- Ты меня слышишь?
... пред глазами темный провал, в который страшно шагнуть, оставив позади прошлую жизнь. Может, не надо, оставить эту затею? Сделать шаг назад и забыть всё, как дурной сон... Но меркнет свет окрест, точно изначальная тьма стремится выскользнуть из сдерживающих её оков. Вскрикивает Тиса, отшатываясь. Щупальца мрака выстреливают из провала, впиваются в ставшее вдруг непослушным тело и тащат, тащат, тащат за собой...
- Да оставь ты её! - резкий грубый окрик врывается в сознание, прерывая череду воспоминаний. - Она все равно не откликнется. Да и не марья она, такие марьями не бывают.
- Разве не помнишь про царь-девицу? Марью Моревну? Равных ей ни в красоте, ни в бою не было... Сам посмотри на неё. Видать, не врали сказители, правду баяли, коль она сама из своего царства девичьего спустилась. А зачем да отчего, то нам знать не положено. Может, билась с кем-то? Малух говорил, вся израненная была, а пока везли, раны по дороге-то сами собой и затянулись. Опамятуется, сама решит, говорить нам о беде своей али нет.
Сливаются голоса в журчащий поток, отдаляются, оставляя смутное ощущение падения.
...обламываются ногти, скользя по осыпающейся волглой земле, сплошь перевитой оборванными корнями. Всего-то и надо, что выбраться из ямины, подняться к тому синему свету, что манящим отблеском мелькает высоко над головой. Со стоном разочарования соскальзывает вниз, не удержавшись... И снова упрямо карабкается вверх, цепляясь за малейшие щербины в земле, за торчащие древесные обрывки, за редкие камешки...
Опять вернулись голоса. Назойливыми мошками вьются над головой, лезут в уши, путая и без того туманные воспоминания.
- Видать, шибко сильный супротивник попался Марье Моревне, что осталась она одна, без своего войска. Знамо дело, коли такая богатырка сама едва жива осталась... Ой, гляди, Власыч! Очнулась!
- Да что ты?
Склоняются оба над ней. Глаза горят любопытством - серо-голубые, как небо перед грозой, девчачьи и тускло-зеленые, как затянутый ряской пруд, стариковские, едва различимые на сплошь заросшем пегими волосами лице. Тиса торопливо отводит взгляд. Какие безобразные лица... Совсем не такие, как представлялись ей в Ариане. Но чего уж теперь жалеть...
- Иииии, - радостно визжит девица с крысиной мордочкой, - опамятовалась наша богатырка...
Дробный топот спешащих на крик людей вторит её истошному воплю, от которого сводит скулы и хочется умереть. На этот раз по-настоящему.
- Кто ты? - вопрошает старик, пытливо ловя ускользающий взгляд арийки.
- Марья... - Ни к чему им знать о благодатном крае. Нечего им там делать. - Марья Моревна...
*****
- То-то я гляжу, изменилась ты безмерно... - протянул Родослав, разглядывая арийку.
Косая щель горькой ухмылки прорезалась на грубом, изрезанном трещинами-морщинами лице Морены:
- Изменили... Всего-то и вина моя в том, что не вовремя дала напиться воды Кащею... А потом и вовсе ушла за ним...
- А чего тебе от меня надобно? - услышав ненавистное имя, враждебно спросила Людмила, торопливо обойдя Морену и встав рядом с братом. Баюн, издали наблюдавший за развитием событий, решил, что гроза миновала, подобрался поближе. - Зачем пришла? Не лясы же точить, на жизнь нелегкую жалобиться... С каких пор Властительница смерти у смертных сочувствия ищет?
- С тех пор, как сама смерти возжелала.
Огорошенная ответом чародейка не нашлась, что и сказать в ответ. Зато котофей промолчать не смог:
- Так чего проще, иди и утопись. - Антон пихнул его ногой (с некоторых пор это вошло у него в привычку, слишком часто кот стал нарываться на неприятности, а точнее, навлекать их на других). - А что? - тихо возмутился Баюн. - Других губить можно, а самой никак? Один Птах чего стоит! - И уже громче добавил: - Чего тогда отбивалась?
Морена точно и не услышала страстную отповедь кота, объяснялась только с Хранительницей, хотя Людмила и не желала вникать в чужие злоключения:
- Ваши нападки для меня не страшнее комариных укусов, а лишние мучения мне не к чему. Калинов мост мне так и так не перейти. Я навеки привязана к Яви, но смогу уйти, если ты откроешь для меня Пути.
Невысказанных эмоций, отразившихся на лицах соратников чародейки, Морена даже не могла себе представить. Антона так просто перекосило от наглости твари.
- Так я ведь и заплатить могу... Жизнью... - Она легонько потянула поводок. Чернава дернулась, захрипела и зашлась сухим кашлем, мгновением позже обмякла и опять понуро замерла, мелко дрожа всем телом.
Родослав успел схватить вскинувшегося Антона, шепнул: - 'Не сейчас, пусть говорит... Потом разом ударим, не верю я в её бессмертие'.
- Нет.
- Что 'нет'? - переспросила чародейку Властительница смерти.
- Я не торгуюсь. Пути не для того созданы, что по ним шастал кто ни попадя. Сначала тебя в Навь пропусти, а потом ты обратно с навьим полчищем прорвешься...
- А она? - кивнула Морена на Чернаву. - Ты же добросердечная, тебе не жаль её?
- Ни капли.
- А вот брату твоему? Ишь, как жаром пышет, точно печка... Чувствует веревочку, точно на его шее затягивается.
- Ты... - прошипел Антон, но устоял на месте, понимая, что наскоки пока бесполезны. Его трясло от собственного бессилия, от невозможности что-то изменить. Капли пота щекотали затылок, скользя под волосами, сливались в леденящий спину ручеек. - Чужими жизнями легко расплачиваться, привычно.
- Что б ты понимал, щенок! - взъярилась Морена. Людмила и Родослав разом напряглись, готовясь отразить нападение. - Нити жизней только там рвутся, где тонки, а многие ещё за избавление от оков земных и благодарны остаются, потому что ничего ладного в их жалком существовании не было. Ну, - запнулась вдруг она, - без оплошностей не обходилось, но и каждый из вас не один промах сделали. Тоже мне, устроили судилище. Не вам меня порицать. Ты, Хранительница, мне не соперница! По-хорошему не пропустишь, сама пройду. Только вы этого уже не увидите...
- Ты не можешь, - вдруг язвительно сказал Баюн, почему-то ничуть не испугавшийся посулов Морены. - Смерть не может покинуть землю. Это что же получается, - он обернулся, ища поддержки у друзей, - никто больше умирать не будет? Так скоро места в мире не останется... Он же не безразмерный...
- Сумасброд, - досадливо дернула уголком рта Морена, - чего с тебя взять? Наслушался баек людских... Где ты видишь истинную Смерть, Смерть безвозвратную? Нет её вовсе, потому что угасание тела не есть гибель души. Ни мои, ни ваши предки об этом не ведали, почитая смерть тела бесповоротной, и напрасно... Когда освобождается душа из оков телесных, приходит прозрение и совсем другими глазами смотрят уходящие на сущее Всемирья. И уходят все сомнения, все неуклюжие раздумья, все напрасные тревоги и терзания... Как не бывает дня без ночи, так не бывает рождения души без смерти тела. - Она вздохнула. - А я просто провожаю души, чтобы не заплутали они на пути к Нави, ведь лежит он через леса темные со зверьем голодным, через земли черные, непроходимые, через реки с берегами зыбучими, через горы высокие с птицами клевучими, через топи болотные, смрадом смердящие да всякой тварью кишащие. Путь в Иное один, да всякий идет своею дорогою. А я веду, чтоб не заплутались, да не остались на земле тварями бесприютными...