— Ну, тебе-то легко так говорить, а для меня стать герцогиней — большая проблема, — возразила Варвара. — Тесты какие-то для меня выдумали.
— Я же говорил тебе, что их можно отменить, — подал в тревоге голос Ван.
— Говорил что-то неразборчивое. Я ничего толком не поняла.
— Обсудим твои проблемы после, — предложил Олмир.
— Это когда — после? Давай сразу, чтобы я понимала, в какой роли я нахожусь. То ли я ровня Поллу и могу говорить что думаю, то ли мне на всякий случай заискиваться перед ним. Вдруг его голос окажется решающим.
— Какая ты, Варвара, оказывается, завистливая и… и… карьеристская, — укоризненно сказала Юлианна. — Я, например, вовсе даже не думаю о своих титулах. В первую очередь женщина должна заботиться о своей красоте и привлекательности.
— Я бы тоже ни о чем не думала при таком папаше и женихе-герцоге, — парировала Варвара. — А так мне обо всем приходится заботиться самой. Никто мне не поможет. Никто и никогда!
— Никуда от тебя не денется твое герцогство! — заявил Олмир. — Это я твердо обещаю. Можешь говорить без оглядки на кого бы то ни было и на что бы то ни было.
— Ну да! А тесты?
— Я же сказал: обсудим это один на один. У меня будет к тебе деловое предложение.
— Ну вот, опять какое-то предложение, — недовольно протянула Варвара, ликуя в душе: там, где присутствует слово «деловое», она не останется в накладе.
Некоторое время стояла тишина.
— Я собрал вас вот по какому поводу, — медленно произнес Олмир. — Как вы знаете, Аполлон сделал общим достоянием рисунки, которые и я, и Зоя считают оскорбительными. Все их видели? Хорошо, что мне не придется лишний раз демонстрировать эту… пакость. Я хочу узнать ваше мнение о данном событии и о том, как мне следует поступить в сложившейся ситуации.
Никто не захотел немедля сообщать свое мнение.
— Пусть он сам расскажет, как дошел до такой жизни, — не выдержала тишины Варвара.
— Да-да, — поддержала ее Юлианна, — Полло, растолкуй им, как в здоровом обществе принято относиться к художественным произведениям.
— И к порнографическим тоже, — подковырнула Варвара.
— Дорогуша моя, ты хоть знаешь, что это за зверюга такая — порнография? И откуда только ты набралась таких страшных слов! — съязвил Аполлон.
— Я не твоя. И не дорогуша! Отвечай по существу, извращенец.
— Хорошо, отвечу. Сразу скажу, что эти рисунки не предназначались для публикации. Я делал их только для себя. Это первое. Второе: а что, собственно, в них плохого? По-моему, очень даже здорово нарисовано. Так же скажет вам любой человек, мало-мальски разбирающийся в живописи. Может, я как-нибудь изуродовал Зою? Нет, я изобразил ее даже лучше, чем она в жизни. Может, я допустил какую-нибудь двусмысленность, намекнул на что-то неприличное? Дал повод думать о каких-либо ее пороках? Смею заверить: нет. Не понимаю, почему и откуда ко мне какие-то претензии.
— Не кроши батон! — встрепенулась Варвара. — Что же это у тебя получается? Выхожу я утром из дома, а тут плакат висит, на котором я изображена в самом что ни на есть голом виде. Рядом люди проходят, в меня пальцами тычут. Сравнивают, где я лучше — там или живьем. И ты предлагаешь мне чем-то любоваться? Да я под землю от стыда провалюсь!
— Зачем проваливаться-то? Стесняешься своего тела? Полагаешь его некрасивым? Ну, это дело вкуса. Некоторым, конечно, нравятся женщины поупитаннее… — так как Варвара соскочила с кресла, готовая, видимо, вцепиться в него, Аполлон взял другой галс: — Все дело в воспитании. Ты не такая, как все. А большинство девушек мечтает попасть на обложки журналов. В любом виде. Лишь бы их увидели. Оценили их красоту. Рвутся в актрисы. В дикторы. В манекенщицы. В стюардессы, во все рекламные агентства. Да куда угодно, хоть к черту на рога, лишь бы быть на виду. Лишь бы их портреты выходили миллионными тиражами. Это в природе всех женщин, причем в любом их возрасте. То есть это вполне естественное явление. Никакого извращения здесь нет.
— Но если я не такая, значит найдутся и другие не такие, — возразила Варвара, едва сдержавшись от перехода к активным действиям, и закончила излюбленной Лоркасовской фразой: — У тебя хромает логика.
— Тебе виднее, — послушно согласился Аполлон, по-прежнему с опаской поглядывая на нее, — я простой художник. Это вы по-настоящему образованные люди. Я не посещал ваших университетов. С превеликим трудом осилил несколько лекций, любезно присланных мне Лоркасом.
— Конечно мне виднее! Если следовать ходу твоих мыслей, то можно оправдать любого насильника: он, дескать, действовал из лучших побуждений. Хотел доставить жертве изысканное удовольствие, так?