— Не знаю, — честно признался Аполлон, — наверное, по моей оплошности.
Нет! Олмир, впившись в него взглядом, внутренним зрением четко разглядел: это герцог Кунтуэский небрежно щелкает по злополучной кнопке, отправляя Аполлоновы рисунки куда не следует.
Варвара опять повела носом, вновь ощутив виерный посыл.
Олмир не стал переубеждать Аполлона — чувствовать себя виноватым ему будет полезно — и задал следующий вопрос:
— Пусть будет оплошность. А другие ты оставил на потом? До следующей оплошности?
— Нет. Я их надежно заархивировал.
— Что-то я не поняла, — ухватилась за чувствительное место Варвара. — У тебя еще есть подобные рисунки?
Аполлон промолчал, опустив голову.
— Есть, — ответил за него Олмир. — Он больше никого и ничего не умеет рисовать.
— Неправда!
Варвара от всей души рассмеялась.
— А меня, свою нареченную супругу, он никогда так не рисовал, — пожаловалась Юлианна. От жгучей обиды у нее выступили слезы.
— Втюрился! — неожиданно поставила диагноз Варвара. Больше всех удивился ее умозаключению Олмир.
— Нет! — затрясся от негодования Аполлон. Но его бурная реакция убеждала лучше любых слов: да, он безнадежно влюблен в Зою.
В юности чувства пользуются малейшим поводом чтобы расцвести. Природа отомстила Юлианне за попытку поиграть, пробудив в ней самой влечение к молодому королю. Влюбленность Аполлона, вероятно, имела более прозаическую причину — давнее соперничество между ним и Олмиром. Но откуда бы ни росли ноги, результат один, и опосредованные следствия его породили непростые проблемы.
— Да, дорогуша ты моя! Втрескался по уши! Влюбился, как дите неразумное!
— Не болтай ерунды. Противно слушать!
— Сам не болтай!
— А как же я? — растерялась Юлианна.
Это было вступлением. Вместе с Варварой она принялась безжалостно терзать Аполлона.
Олмир не стал вмешиваться. Он думал.
Все, что связано с рисунками, конечно, крайне неприятно. Но первые эмоции прошли, настала пора холодного расчета. Что было — то было, того уж не вернешь. Аполлон виноват, но, очевидно, раскаивается. Да еще Варварова догадка насчет его влюбленности в Зою вносит дополнительную сумятицу. Как поступить?
Можно занять непримиримую позицию. Раздуть проблему до вселенских масштабов. Порвать с Аполлоном человеческие отношения. Объявить злейшим врагом. Только стоит ли начинать с ним борьбу не на жизнь, а на смерть, и хватит ли решимости уничтожить такого врага?
Можно проглотить оскорбление. Перебороть обиду. Сделать вид, что согласился с доводами Аполлона. Нормы приличия допускают непомерную гибкость в их понимании. Можно протянуть Аполлону руку дружбы. Только будет ли после всего этого он искренним другом?
Вот она, точка бифуркации. Момент принятия решения, выбора дальнейшего пути. Можно пойти и туда, и сюда. Но вся дальнейшая жизнь будет определяться принятым сейчас решением. Прав был Лоркас, утверждая при прощании, что каждый выбирает тот мир, в котором будет жить.
Он рассмотрел всего две возможности, но есть и третий путь…
— Хватит вам, — донесся голос Зои, — отстаньте от человека.
— Ты где? — спросила Варвара. — Покажись-ка.
— Не покажусь. Я в бинтах, как мумия. Да и врачи не разрешают мне разговаривать.
— Подумаешь, краля какая!
— Да уж какая есть, — голос Зои зазвучал по-деловому. — Олмир, бог с ним, с Аполлоном. Я готова не иметь к нему претензий, если он пообещает впредь не распространять подобные рисунки. Прекрати эту бессмысленную экзекуцию и отпусти его с миром. Все, пока.
— Ишь ты, раскомандовалась, — пробурчала Варвара.
— Слышала, что Зойка сказала? — спохватилась Юлианна. Как-нибудь потом можно будет повоздействовать на Аполлона. Постыдить, напомнить, что ему назначили возлюбленную, и нечего обращать внимание на других. Главное, чтобы сейчас от него отстали. — Давай отпустим Аполлона.
— Я бы давно его отпустил, — признался Олмир, — если б мы были простыми людьми. Но, как напомнил Седой, мы политические фигуры, и это обстоятельство заставляет меня предпринять кой-какие действия.
Он встал, подошел к Аполлону, окинул его взглядом с головы до пят и сказал:
— Разговоры закончены. Сейчас я буду говорить как король.
Все встали в знак уважения к особе сюзерена. Принятые в обществе правила поведения быстро впитываются в кровь.