Выбрать главу

Выбравшись наружу, Варвара сразу увидела Аполлона, замершего у обрывистого ската с профессиональной телекамерой в руках.

— Пол, вот и я!

— А-а, прикатила, — недовольно откликнулся Аполлон, тряхнув богатой шапкой черных кучерявых волос. — Привет.

— Что ты делаешь?

— Работаю с пейзажем, — нехотя ответил Аполлон, не оборачиваясь.

— Зачем?

— Знаешь, не мешай. Я же не лезу к тебе с глупыми вопросами.

— Неужели трудно сказать?

— Не трудно, а долго. В общем, осваиваю одно из направлений в живописи. Нафотографирую натуру, а потом буду лепить из получившихся кадров нечто вроде фильма. Сходу эту механику тебе не понять.

— Лоркас никогда не называл меня непонятливой или глупой, — с достоинством сказала Варвара, загородив Аполлону обзор.

— Фу, ну и наряд у тебя!

— А что такое?

— Кто носит такие кофточки? Дикость! Сними!

— Очень удобная блузка, — спокойно ответила Варвара. — Мне она нравится.

— Цвета! Только последний идиот мог напялить такое на себя! У тебя что, нет ни капельки художественного вкуса? Сними немедленно!

Тон приказания был такой, что Варвара невольно дернулась снимать блузку, но тут же взяла себя в руки.

— Я бы сняла, — сказала она смущенно, — но под ней у меня ничего нет.

— Ну и что с того? Неужели вид будет еще хуже? Или, полагаешь, я голых баб не видел?

— Не знаю, каких баб и где ты разглядывал, — гордо произнесла Варвара, распрямляясь, — но перед тобой я раздеваться не намерена!

— Тогда уйди с глаз долой!

— Не уйду!

— Выйди из поля зрения. Как закончу, так и поговорим. Ты мне и так кучу кадров испортила.

— Ладно, я подожду. Только ты быстрее, пожалуйста. У меня мало времени.

— «Мало времени», — передразнил Аполлон. — Можно подумать, что это я напрашивался на разговор. В следующий раз перед встречей со мной надевай что-нибудь поприличнее, без кричащих цветов, поняла?

Варвара открыла рот чтобы сказать колкость, ставящую грубияна на место, но передумала.

— Ладно, я посижу сзади.

Пока Аполлон занимался своими непонятными делами, рискуя свалиться с обрыва, Варвара сидела тихо, как мышка. Она пробовала разобраться в самой себе.

До нее дошло, насколько оскорбительна была шутка Аполлона насчет ее вида, но поднимать бучу она, поразмыслив, не стала. Как-нибудь потом, когда у нее появится свой Большой Дом, она обязательно отомстит, а сейчас надо сделать вид, что пропустила грубость мимо ушей.

Весь материальный мир для нее четко делился на две до безобразия неравные части — «свое» и «чужое». Свое требовало внимания и заботы, а чужое — всестороннего изучения на предмет вскрытия полезных качеств и потенциального приобретения. Кристально ясная позиция. Неоднозначности начинались там, где возникали человеческие отношения.

Она с опаской приглядывалась к огромному миру взрослых: когда подойдет пора войти в него, следует быть во всеоружии. Для этого, во-первых, надо много чего узнать и, во вторых, позаботиться о появлении своего герцогства. Но время еще есть и, по большому счету, пока это ничтожнейшая ерунда в сравнении с важностью отношений со сверстниками.

У Варвары появилось много новых знакомых примерно одинакового с ней возраста, но все они почему-то казались ей глупыми и неинтересными, какими-то «недоделанными» и тривиальными, как амебы. По-настоящему близки ей были только те, вместе с которыми она провела раннее детство в школе-интернате. Один их вид заставлял сильнее биться сердце, но испытываемые при этом чувства были чрезвычайно сложными и не всегда понятными.

Она всегда была сама по себе и не имела подруги, с которой можно было бы поделиться всеми, тем более самыми потаенными мыслями. Ближе всех, наверное, ей была Селена, пока не получила окончательную оценку непроходимо глупой и косноязычной. Зоя, наоборот, казалась чересчур утонченной, так как зачастую нельзя было предугадать, как она отреагирует на то или иное событие. С ней было интересно, и одно время Варвара решила во что бы то ни стало наладить тесную дружбу. Однако их отношения дали трещину, когда стало известно, что Служители прочат Зою в супруги Олмира. В глубине души Варвара не могла смириться с тем, что в будущем не она, а другая девочка станет королевой — несправедливо это как-то, и все тут.