Опять предсказания! Род приглашал к себе, потом Кокроша советовал, сейчас вот Шамон про то же вещает. Надоело! Неправда все это!
— Многовековой успешный опыт предсказаний, между прочим, позволяет утверждать, что наше будущее предопределено. Создатель не ограничился единичным актом творения. Он, очевидно, написал весь сценарий дальнейшего существования мира, каждой его частице отвел строго определенную роль. Таким образом, все мы словно актеры на некоей сцене. «Весь мир — театр», сказано в древности. Имеем ли мы свободу действий? Да, в определенных пределах — куда и как встать, какой жест сделать, что сказать громче, а что — тише, и так далее. Но не более того. Сюжет и все нюансы разыгрывающейся на наших глазах постановки от нас не зависят. И большое счастье, если наша реплика попадет в унисон общему действию. Наше горе, если мы всю жизнь просуществуем где-то на задворках сцены. Останемся сторонним наблюдателем происходящих событий. Или просто лишней декорацией, не выстрелившим ружьем.
— Хорошо, я подумаю над вашими словами. У вас есть, что еще сказать?
Их Святейшество недовольно поджал губы.
— Как вам должно быть известно, я не только функционер родиниловской школы прорицателей, но и общественный надзиратель за Комитетом Защиты Человечества. Специальным декретом Галактического Совета я наделен чрезвычайными полномочиями и несу персональную ответственность за выбор средств и методов деятельности КЗЧ по обеспечению общественной безопасности в масштабах всего Содружества.
Шамон говорил тихо и медленно, и каждое его слово, обстоятельно обдуманное, падало, как многопудовая гиря.
— Продолжайте, пожалуйста.
— От лица КЗЧ я предлагаю вам союз.
Олмир не ожидал подобного предложения. Чего на самом деле добивается Шамон?
— Кому это — «вам»? Лично мне или всей Ремите?
— Не понял вопроса. Мальчик Олмир просто не может быть союзником Комитета, это смешно. Иное дело — король Олмир, за плечами которого отлаженный государственный механизм и послушное ему население целой планеты.
Даже косвенный намек на то, что какое-либо королевское высказывание может быть смешным, считалось грубым нарушением этикета. Олмир, однако, решил не поднимать пока эту тему. Только покачал головой, давая понять, что удручен допущенной собеседником бестактностью, и с подчеркнуто олимпийским спокойствием сказал:
— А я не понял, что именно вы подразумеваете под словом «союз».
— Взаимопомощь. Вы помогаете КЗЧ, он способствует — в пределах разумного, конечно, — укреплению королевской власти и реализации ваших планов.
— Чем конкретно мы можем быть полезны такой могущественной организации, как КЗЧ? — спросил Олмир после очередной длительной паузы.
— По существу только одним — делиться с нами всей информацией, касающейся меритцев.
Олмир молчал, заставляя Шамона продолжать.
— Мы знаем, что они проявляют крайнюю заинтересованность в налаживании с Ремитой самых тесных отношений, но не понимаем, почему. Надеюсь, что вы поможете раскрыть эту загадку.
— Мне представляется… неприличным сообщать кому-то третьему дипломатическую информацию. Это противоречит элементарной этике. Вот, например, должен ли буду я рассказать вам содержание своего разговора с магом Месенном, состоявшимся в этом кабинете где-то год назад?
— Не скрою, нам крайне желательно получить полный отчет о той встрече.
Неужели КЗЧ ничего не знает о их совместных планах с Месенном? — подумал Олмир. Неужели не знает, что маг чуть ли не каждый месяц бывает в малом кабинете? Правда, в личных покоях короля отсутствует аппаратура, ведущая летопись его жизни, и придворные — даже Шерлок! — пребывают в неведении о завязавшейся дружбе между ним и Месенном. Вроде бы не лукавит Шамон… Хоть какая-то польза от этого разговора, заключил Олмир и разыграл возмущение:
— Но я не ваш платный агент! Я король!
— Несомненно, Ваше Величество, Вы — король. Все, что вы сочтете возможным сообщить, будет продиктовано исключительно вашей доброй волей. Когда же мы будем осчастливлены возможностью оказать вам какую-нибудь помощь, то, естественно, также будем действовать из бескорыстных соображений. КЗЧ — не частное платное бюро добрых услуг.