Выбрать главу

— Ишь ты, от горшка два вершка, едва живой — а туда же, — усмехнулась она, присаживаясь рядом на колени. Помолчала, потом уважительно сказала: — Одно слово: герой. И сколько тебе лет, мой герой?

— Пятнадцать, — солгал Ван, не моргнув и глазом. Приличный человек не врет без веской причины, вспомнились слова Кокроши. Почему-то казалось, что причина эта есть. И очень весомая.

— Совсем большой мальчик, — с доброжелательной издевкой сказала женщина.

Встала, принялась расхаживать по комнате, с интересом поглядывая на него.

Ван вобрал в себя побольше воздуха. Он знал, что выглядит старше своих сверстников. И не только он, но и Георгий, Олмир и даже низенький Аполлон. Кокроша как-то обмолвился, что профессор Макгорн «ради гармонии» искусственно ускорил физическое развитие мальчиков, учащихся в королевском лицее. Так вроде бы надо было сделать, чтобы они лучше усваивали учебный материал и не отставали от девочек.

— Голова не кружится? Нигде ничего не болит?

— Нет. Я в самом деле здоров. Чувствую себя хорошо.

— А зачем здесь появился?

Вану показалось, что незнакомка вкладывает в свой внешне невинный вопрос больше, чем он того стоит.

— Да так, — неопределенно сказал он, — посмотреть, себя показать.

— Молод еще себя показывать, — с еле заметным осуждением, совсем по-матерински сказала она. И вновь принялась шагать по комнате. Но теперь целенаправленно, по частям разглядывала его. Под ее изучающим взглядом Ван не знал, куда деться. Возбуждение его, тем не менее, росло. Пришлось сесть, обхватив колени рукой.

Женщина, заметив его неловкость, ехидно улыбнулась.

— В самом деле тебе пятнадцать? Не обманываешь?

— Скоро шестнадцать будет, — решил упорствовать Ван. Если уж солгал — признаваться ни в коем случае нельзя.

Она подошла, вновь опустилась на колени, бережно провела рукой по повязке на голове.

— А почему мы такие дрожащие? Почему нам дома, среди обычных людей не сидится? На подвиги тянет?

Рука ее легла на его руку, обхватившую колени, погладила его пальцы, коснулась голени. Ван поднял глаза и сразу отвел их. Она в упор смотрела на него.

— На подвиги тянет, да боимся? Как ты молод!

Ван промолчал.

Он чувствовал, что сейчас может произойти нечто чрезвычайно важное для него. То, о чем он много думал. Втайне даже от самого себя готовился. Это может произойти, если она захочет.

То, что для него необычайно важно, для нее лишь забавный эпизод, способный внести маленькое разнообразие в привычный ход ее жизни. Она задумалась о чем-то. Интересно — о чем? К какому решению она склоняется?

Женщина нежно гладила его пальцы, и Ван невольно ослабил внимание. Он заметил, что простыня соскальзывает с него, в последний момент и судорожно ухватился за край, прикрываясь.

— Что такое? — засмеялась женщина. — Почему мы такие пугливые? Нам нечего показывать?

Что делать, как вести себя? Ван читал, что в подобных ситуациях главное, что требуется от мужчины, — выдержка. А что еще? Как держать себя? Что и как можно делать, а что — нельзя?

— Ого, нам, оказывается, есть что показать, — сказала женщина, непринужденно сбрасывая полотенце с бедер. — Что ж, приступим к подвигам. Приласкай меня.

Возвращение

Проснувшись, Ван долго лежал, придавленный новыми впечатлениями. В мыслях был полнейший сумбур. Боже, каким недотепой он выглядел в глазах той женщины! Как неловко за себя! Но… оказывается, крайнее бесстыдство может быть таким сладким… Хотя… в целом отвратительно и мерзко. Звериные игрища — по-другому не скажешь. Страшно узнать, что внутри тебя дремлют силы, неподвластные твоей воле. Тем не менее, приятно чувствовать себя мужчиной. Обязательно надо будет похвастаться перед Олмиром.

Вчера он быстро выдохся и почувствовал себя по-настоящему плохо. Женщина вызвала врача, тот снял повязку и сделал успокаивающий укол. Что было после, Ван помнил смутно. Вроде бы ночью, а может быть, ранним утром врач появлялся еще раз, опять делал какие-то инъекции.

Время шло, но никто к нему не входил. Устав лежать и бороться с усиливающимся голодом, Ван поднялся. Голова совсем не кружилась, но прикасаться к ней было по-прежнему неприятно. Принял душ, стараясь не мочить волосы. Обсушился под струями горячего воздуха. Извлек из бытового аппарата странную одежду — то ли трусы, то ли шорты, ничего другого заказать в пошив не удалось — надел их и вышел.

Под палящим солнцем было нестерпимо жарко. В первые мгновения у него перехватило дыхание. Пришлось постоять, привыкая.