– Не. Не оставлю. Барахло. Давай тогда ты веди, – кивнул он второму из охранников.
Тот оторопело сморгнул и кивнул.
Ну, хоть один с мозгами.
* * *
Когда Керро вышел из подъезда, на улице его уже ждал невысокий печальный мужчина, похожий на школьного учителя из старого кино: с гладким лоснящимся лицом, в полупальто прямого кроя, сером костюме и шляпе на гладкой, будто шар для боулинга, голове. Не маячь за его спиной два амбала с бандитскими рожами – в жизни не поймёшь, как такое чудо здесь бродит живое и до сих пор в шляпе.
– И еще раз здравствуй, – протянул руку «учитель». – Живы? – он кивнул в сторону двери.
– И даже почти все здоровы, – ответил Керро, пожимая протянутую ладонь.
– Снова мне жизнь облегчаешь… деньгами, как обычно, не возьмешь? – Ушлый грустно поглядел на небо.
– Было б за что. Знаешь, почему они ко мне полезли в «Девяти жизнях»?
– Ладно, отдарюсь как обычно, – мужчина вздохнул: – «Почему» – вопрос, я так понимаю, риторический?
– Ага. Кому-то понадобился тот донор, которого не успел разделать Док. И этот кто-то нанял этих вот недоумков, – рейдер кивнул на подъезд, из которого только что вышел. – Ты их как – на постоянку собрался подписывать или разово? – ему и впрямь было интересно.
– Сперва разово, а там как себя покажут, – задумчиво ответил собеседник.
– Есть у них такой... тощий и на левом виске маленький шрам. К нему присмотрись. Единственный, кто был готов всерьез драться. В спину мне целился, – тут Керро коснулся дужки темных очков. – И догадливый таки. Не рискнул. Остальные – хлам. На разовую можно и взять. С оплатой по итогам. Сдохнут – бабло сбережешь. Цифирь не знаешь как сейчас? Очки донастроить надо.
– Присмотрюсь к тощему. Спасибо. Цифирь вчера свою рабочую дурь брал, так что в самой форме.
– Ну, бывай тогда. Успешных переговоров.
– И тебе удачи, – сказал Ушлый и, небрежно кивнув своему эскорту, направился в подъезд.
* * *
Ее вывернуло чуть ли не наизнанку. А потом – от воспоминаний – еще раз, уже желчью. Потому что больше выворачивать было нечем. Айя стояла на коленях, привалившись плечом к стене, и старалась больше не смотреть на тело, пристегнутое ремнями к операционному столу.
Худой мужчина, вскрытый от шеи до паха, лежал внутренностями наружу. И запах при этом стоял… Не передать. Айю снова скрутило. Уже не столько от вони, сколько от понимания неизбежного – ей придется встать и подойти к телу, чтоб обшарить карманы, так как там, наверняка, есть деньги и коммуникатор… Только вот идти придется через лужу черной загустевшей крови, и в придачу босиком.
Что за дерьмовый день?!
Истерика так и рвалась наружу, но Айя гасила ее, заставляя себя дышать ровно, а заодно сдерживать все еще подкатывающие к горлу рвотные позывы.
Входная дверь была распахнута настежь – не защелкнулась. Надо закрыть. И запереть. Пока никто не заметил. К выходу девушка пробиралась вдоль стены, а створку захлопнула с грохотом, от которого содрогнулись и зазвенели пробирки на полках. Засов был надежный и легко вошел в пазы.
Айя, наконец, огляделась. Грязь. Вонь. Вскрытый труп. Темно-красные брызги на стенах и дверцах шкафов.
Она все же догадалась бросить на пол пакет с мусором и встать на него босыми ногами. Халат Дока задубел от крови, и коммуникатор тоже был весь измазан, но зато хоть цел. В кармане халата нашлись несколько кредов, сменивших цвет с голубого на бурый.
Девушка держала их кончиками пальцев. Надо отыскать воду, ополоснуть, будут как новенькие. И коммуникатор протереть. Главное – не смотреть на тело. Но оно как-то само собой постоянно попадалось на глаза, и когда Айя искала одноразовые полотенца, и когда шарила в поисках спирта или канистры с водой, и когда оттирала коммуникатор, и даже когда подобрала валяющийся у стены пистолет.
Задница! Вот же задница! К горлу снова подступила не то тошнота, не то истерика. Айя их проглотила. Обеих. С истерикой, как с рвотой: начнешь – не остановишься. А времени на это нет. Девушка перебралась в соседнюю комнату и прикрыла дверь, чтобы не видеть труп. С закрытой дверью почему-то стало еще страшнее. Будто бы мертвец мог встать!
– Он же пристегнутый, дура, – сказала Айя и сама не узнала свой голос – сиплый, дрожащий, жалкий.
Но снова открывать дверь она не стала. Зато нашла возле раковины непочатую бутыль с чистой водой и бросилась пить, захлебываясь, задыхаясь. Пила, пока не перестала дрожать. Потом, все еще трясущимися руками, разблокировала коммуникатор и ввела телефонный номер интерната. Надо сообщить, где она и что с ней. Может быть, скажут, что делать дальше, куда идти. Вдруг где-то поблизости пропускной пункт? Браслета, удостоверяющего личность, на ней, конечно, нет, но ведь любой из преподавателей легко подтвердит, что это действительно она – Айя Геллан, выпускница школы-интерната номер восемнадцать корпорации «Виндзор», сирота, чьи родители погибли пять лет назад.
Она ведь не совсем бесполезная. Ей прочили неплохое будущее. Конечно, звезд с небес девушка не хватала, но обещала вырасти в хорошего спеца. Ее часто хвалили преподаватели и в шутку прозвали Флэшкой за фотографическую память и способность с первого раза запоминать даже сложнейшие цифровые комбинации. Конечно, сейчас это бесполезно – полно электронных носителей и не надо все держать в голове, но она ведь и училась неплохо. Да, прикладная электроника – ее слабое место, но по микробиологии были успехи! И она продолжит стараться! Еще активнее, чем прежде!
Айя с размаху ударила себя по щеке, понимая, что потихоньку скатывается в истерику. Нельзя терять ясность ума. Не здесь. Это не корпоративная зона, где безопасно. Это либо черный, либо мертвый сектор. И еще неизвестно, какой из двух вариантов хуже.
В интернате на уроках безопасности показывали голографильмы про сектора за периметром и то, что в них творится. От увиденного делалось жутко. А еще возникало какое-то опасливое недоверие: разве может быть подобное правдой? Разве люди могут так жить?
Теперь же Айя вспомнила перестрелку, мат, разговоры о том, куда ее определить – в бордель или на органы – и покосилась в сторону манипуляционной, где лежал вскрытый заживо человек… Пожалуй, на уроках по безопасности не показывали даже десятой доли правды.
Да что же так долго не отвечают!
Ее снова начало колотить. Полминуты уже. Гудок идет, а ответа нет. Быть такого не может. На вахте постоянно кто-то есть. И в преподавательской. А дежурный номер вообще всегда… В этот миг щелкнул сигнал установленного соединения и приятный голос автоответчика сказал:
– Вы дозвонились в школу-интернат номер восемнадцать для детей-сирот корпорации «Виндзор». Ваш звонок очень важен для нас. Пожалуйста, оставайтесь на линии.
Айя вскочила и забегала по комнате. В ухо пиликала раздражающая электронная мелодия гимна корпорации, автоматически в голове всплывали слова, которые впрочем, проскальзывали, не задерживаясь в сознании.
Наконец, музыка оборвалась и бодрый, но незнакомый Айе голос ответил:
– Катрин Миосс, дежурный администратор. Слушаю вас.
Кто такая Катрин Миосс?
– Здравствуйте, – голос Айи дрожал и прерывался. – Меня зовут Айя Геллан, я воспитанница группы «2Б». Меня вчера выкрали с территории интерната, и…
Она все-таки всхлипнула:
– И я не знаю, где я, но, похоже, в каком-то из черных секторов.
В трубке повисло молчание, после чего «Катрин Миосс, дежурный администратор» с равнодушной любезностью сказала хорошо поставленным голосом:
– Воспитанница группы «2Б» Айя Геллан погибла позавчера по дороге с производственной практики. Останки были кремированы, а имя и фамилия девушки занесены на Стену Памяти сотрудников корпорации. При этом хочу уведомить вас, что за телефонное хулиганство полагается штраф в двести кредов с сообщением о нарушении по месту работы или учебы. Я буду вынуждена известить о вашем звонке службу…