Его могло спасти только чудо: за оставшиеся тринадцать дней найти простака, подобного Брокеру!
Глава 9
Марк Голен управлял империей отеля «Мажестик» из маленького кабинета на первом этаже.
Закоренелый холостяк, он определил себе за правило никогда не смешивать работу с личными чувствами. Обитательницы отеля, призывно посматривавшие на него, оставались ни с чем. Он с такой элегантностью и обаянием ускользал от них, что ни одна покинутая киска на него не обижалась. Летом в Каннах к сердечным неудачам относились более чем легко, вся трудность заключалась лишь в выборе того, с кем в данный момент хотелось утешиться… «Мажестик» как магнит притягивал к себе красоту и деньги. Этот альянс жил очень дружно и прочно. Во время сезона в Каннах невозможного не было.
Переведя взгляд с экрана монитора внутреннего телевидения на шефа-кассира, Альберта Газолли, Марк Голен спросил:
– Сколько нам задолжал Гольдман?
– Он прибыл 8 июля, и я уже трижды посылал счет.
– Оплатил?
– Еще нет.
– Сколько?
– Около ста тысяч.
– Ресторан?
– Много. Обеды… ужины у бассейна. Столики на двадцать – тридцать приборов.
– Он подписал?
– Нет.
– Так какого же черта, Альберт?
– Вы его знаете. Это не так просто…
– Бар? Много?
– Много.
– Оплатил?
– Нет.
– Перекрыть для него кассу! Хватит!
Альберт с удрученным видом посмотрел на него.
– Вы должны были сказать об этом вчера. Сегодня утром он уже взял сорок тысяч франков.
– Где его сраный чек?
– Он его не дал. Сказал внести сумму в его общий счет.
– Вы псих?! Он еще с прошлого года должен мне сто тысяч франков!
От охватившего его чувства неловкости Альберт Газолли готов был умереть.
– И еще… цветы.
– Какие цветы?- прорычал Голен.
– Пятьдесят букетов чайных роз для жен приглашенных…
– И вы сейчас скажете, что оплатили их?
– Двадцать пять тысяч,- прошептал растерянно Газолли.
– Он вас поимел!
– Но он собирается снять грандиозный фильм с участием Брандо, Ньюмена, Редфорда, Де Ниро, Пека, Фэй Данауэй…
– …по сценарию, написанному Виктором Гюго, а в главных ролях будут наводить шорох на зрителя Леонид Брежнев и Джимми Картер. Он вам что-нибудь говорил относительно приема?
– Там будет присуждена первая премия.
– Да! Кто ее получит?
– В принципе, он, Гольдман.
Марк Годен резко ударил кулаком по столу.
– Альберт, нас натянули! Натянули по самые уши!
Молодой человек в светлом костюме прошел в дверцу, отделявшую зону прибытия пассажиров от зала аэропорта в Ницце. Слегка бледный, с напряженным выражением лица, он только что прилетел из Нью-Йорка и впервые в жизни ступил на французскую землю. У него екнуло сердце, когда он увидел двух полицейских, управлявших потоком прибывших пассажиров. Они о чем-то переговаривались, смеялись и совершенно не обращали на него внимания. Казалось, что все вокруг пребывают в хорошем настроении и все их заботы сводятся к тому, чтобы радоваться жизни. В воздухе витало ощущение отдыха, солнца и моря.
Из телефонной кабинки Ален позвонил в транспортное агентство и сообщил о своем приезде.
Стоя перед зеркалом, графиня Арманда де Саран внимательно рассматривала огромный синяк под глазом и при этом чему-то загадочно улыбалась. У коренастого, низколобого, с толстыми руками и бычьей шеей водопроводчика оказалась тяжелая рука. А какой резкий, животный запах исходил от него! И лет ему было не больше двадцати пяти.
Придумав историю с неисправным краном в ванной, она попросила Голена прислать кого-нибудь починить его. Едва это молодое животное переступило порог ее номера, она решила, что он будет ее, сразу же!
Холодный, надменный вид одной из самых элегантных аристократок на земле не произвел на водопроводчика впечатления. По крайней мере он даже не взглянул на нее. Чтобы спровоцировать его, она самым презрительным тоном стала отдавать приказания, унижая его, как не унизила бы самого нерадивого слугу у себя дома.
Он стоял на коленях рядом с раковиной и лениво копался среди труб.
– Нельзя ли побыстрее, друг мой, шевелитесь…
Он вызывающе посмотрел на нее, ухмыльнулся и медленно произнес:
– Если вам не нравится…
– Да как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне? Я буду жаловаться! Вы знаете, кто я?
Его глаза рассматривали ее длинные ноги. Не разжимая зубов, он веско сказал:
– Шкура!
Она влепила ему пощечину. Он рывком вскочил на ноги, схватил ее за талию и свалил на пол, жадно прижавшись губами к ее рту.
– Сильнее! Ну… пожалуйста, сделай мне больно! Ударь!
Он поднял ее, поставил лицом к стене и грубо овладел ею…
Какое это было блаженство!
Ей нравились только сволочи и подонки. Чем больше в них было грубости, пошлости, грязи, необузданной фантазии в желаниях, тем быстрее она ощущала наслаждение, которое никогда не испытывала от близости с рафинированными эстетами своего круга.
Хлопнула дверь, и в гостиную вошел граф де Саран. Он сразу же почувствовал, что здесь только что произошло.
– Мэнди!..
Он подошел к ней, и его глаза сполна выдавали зарождавшееся в нем возбуждение.
– Кто это был?
Она пожала плечами и удовлетворенно улыбнулась, продолжая смотреться в зеркало.
– Так, какой-то парень…
– Рассказывай! Он тебя бил? Тебе было больно? Скажи, Мэнди, не молчи!..
– Попозже, я должна одеться к коктейлю.
– Плевал я на этот коктейль!- взвизгнул он и неожиданно заканючил, как обиженный ребенок:- Мэнди, ну пожалуйста, Мэнди, сделай мне минет.
Она внимательно посмотрела на него. Ему было около шестидесяти; неказистый, невысокого роста, он принадлежал к очень знаменитому роду. Уже лет десять, как он знал все о ее изменах. И она баловала его, рассказывая в мельчайших подробностях обо всем, что с ней делали, доводя своей изощренной откровенностью этого знатного потомка древнего рода Франции до безумного экстаза.
– Нет,- ответила она,- не сейчас. Возможно, ночью…
Из букета, который ей преподнес Гольдман, она вытащила розу и осторожно провела ею по начавшему заплывать глазу.
Норберт и два носильщика загружали сумки и чемоданы в багажник «роллса». Машина была запаркована в запрещенной для стоянки зоне, но это нарушение, казалось, совсем не интересовало ни одного из двух полицейских, стоявших в пяти метрах от «роллса» и лениво посматривавших по сторонам. Ожидая, пока загрузят багаж, Ален закурил и неожиданно для себя заметил, что проходившие мимо него девушки бросают в его сторону быстрые пронзительные взгляды, успевая улыбнуться ему краешком рта. От обилия пышноволосых красавиц и их обещающих улыбок ему стало не по себе. Что же ждет его впереди?
– Мистер!
– В чем дело?- спросил Ален, приходя в себя.
– Предпочитаете ехать с открытым верхом?
– Да,- ответил он.
Норберт проскользнул за руль и нажал какую-то кнопку: верх мягко поднялся и сложился сзади аккуратной гармошкой.
– Мистер, все готово!- почти торжественно произнес Норберт.
Ален неловко сунул в руку носильщика сто франков и сел в машину. Полицейские, до того стоявшие со скучающим выражением на лицах, вдруг приосанились и в приветствии поднесли два пальца к форменным фуражкам. У Алена от удивления отвалилась челюсть. «Роллс» бесшумно тронулся с места.
Надя Фишлер жила игрой, для игры и собиралась умереть за карточным столом. Она поняла это в тот день, когда ее пальцы впервые коснулись карт, протянутых ей крупье в казино в Монте-Карло. Тогда ей едва исполнилось девятнадцать лет. Отца она не знала, и ее воспитанием занималась только мать.