– А вот рулетка – нет. Там же всегда можно остановиться, да играют на ней не просто так, а по вполне надежным системам… – хотел было надеть на крючок червяка пожирнее Майдан, но собеседник перебил его:
– Да знаю я все ваши «даламберы», «биаррицы» и прочие «канселейшны». Изучил и даже пробовал играть. Но не берет! Мне соперник нужен.
– Соперник? Кажется, я придумал, – «вдруг» осенило Олега. – А я вам подойду?
– Вы мне симпатичны, молодой человек, но как можно соперничать в рулетке?
– Сделаем так: каждый из нас входит в игру с одинаковой суммой. Ну, например, с десятью тысячами. Играем до конца любыми шансами и их комбинациями. Игра кончается, когда у одного из игроков иссякнут игровые фишки. Кто больше выиграет к этому моменту – тот и победитель. Ему-то и возмещает проигравший сумму ставок, то есть десять тысяч. Выходит, что победитель выигрывает вдвойне. И система эта заставляет играть активно, а не тянуть кота за хвост на равных шансах.
Глаза Санина загорелись: он верил в свой фарт в игре и победителем заранее считал себя, но на всякий случай уточнил:
– Значит, если вы, скажем, поставив свои десять тысяч, выиграете пятьдесят, а я, поставив сотню баксов, выиграю два к одному, мне еще вам придется десять тысяч отстегивать, и я буду в минусе на девять девятьсот?
– Да. И наоборот, естественно. Зато, согласитесь, мы будем играть не только против шарика, но и друг против друга. Попробуем?
– Пожалуй, можно, но сколько же продлится игра, если нужно спустить десять тысяч при максимальной ставке в сто долларов? Это же придется игр тридцать провести, ставя на три шанса за раз!
– Почему? Можно и больше шансов играть одновременно – вся таблица к вашим услугам. Но можно ускорить процесс, подняв ставки. Скажем, до тысячи. Мы же оба члены этого клуба и имеем право заказать эксклюзивную игру. Местное начальство пойдет нам навстречу, потому что это оживит игру, поднимет престиж заведения – в других-то казино сразу узнают. А еще к нам и присоединится кто-нибудь – ведь не каждый день можно пощекотать себе нервы такими ставками. Но остальные играют простую игру, конечно. Ну, согласны? – протянул открытую ладонь Майдан.
– Давайте попробуем! – хлопнул по ней своей лапищей Санин, скрепляя уговор.
– Тогда пойдем к управляющему и договоримся об эксклюзиве на… полночь. Идет?
– Согласен. Вон он идет, кстати.
Олег изложил суть просьбы, предварительно умаслив Панина стопкой «Джека Дэниелса», от которой тот не смог отказаться, несмотря на запрет Петра Ильича.
Гена Панин пришел в замешательство: назначение такой игры было компетенцией хозяина заведения, ведь максимум ставок согласовывался с властями. Ситуация была из разряда «хочется и колется». С одной стороны, очень соблазнительно «разогреть» казино, тем самым подняв его доходы за время отсутствия Козырева: вот, мол, какой я умелый старший пит – не пора ли меня сделать управляющим до конца испытательного срока. А с другой стороны, есть опасность и вылететь за самоуправство. С Тамарой пойти посоветоваться, что ли? Но она баба и вряд ли решится в отсутствие мужа пойти на такое. Нет, тут может помочь только Макаров! Если что, и ответственность пополам…
– Простите, господа, но я дам ответ через полчаса, – пообещал Гена и, оставив друзей у стойки, рванул к главбуху.
Иван Давыдович почему-то жутко обрадовался известию, посоветовал разрешить игру во благо заведения на первом столе и даже дружески похлопал своего временного начальника по плечу. Как только тот ушел, он набрал номер хозяина «Евразии».
– Гиви? Здравствуй, генацвале. Сегодня можно «пробой» организовать через Белку – на ее столе будет эксклюзивная игра. По штуке, представляешь? К полуночи присылай своего человека…
Глава 15
В это время в четырех тысячах километров от кабинета Ивана Давыдовича Машков и Козырев ехали по набережной почти пересохшей речки Душанбинки в сторону цирка. За стеклами «джипа», который предоставил им гостеприимный Салим вместе с одним из своих охранников для общения с местным населением, в тумане проплывали редкие одуванчики фонарей – город освещался так, словно вот-вот ждал авианалета из-за южных гор. Мотор «джипа» урчал довольно громко – местные автолюбители по-прежнему не утруждали себя ремонтом, – поэтому Петр и Павел могли спокойно переговариваться на заднем сиденье, не боясь, что шофер-охранник их услышит.
– Ну как у тебя сложилось на таможне? – спросил Козырев.
– Нормально. Хайратов все провернул за час. Только конверт с бабками отказался передавать. Пришлось мне тащиться на Путовский рынок и там встречаться с замом начальника.
– Что за конспирация?
– Да у них тут друг за другом такой глаз! Как в тридцатые годы. Кланы. Да, надо будет проследить, чтоб грузчики оставили проходы между автоматами для собак. Хоть нам и обещан коридор через узбеков и Казахстан, но оренбуржцы обязательно прошмонают весь контейнер на наркотики. Чтобы там на грузчиков не тратиться, расставим здесь все как следует.
– Надо будет как-то закрепить их, чтоб не побились в дороге. А то потом ремонт обойдется дороже самих автоматов.
– Хорошие хоть отбрал?
– Почти новье. Я все проверил и на отобранных фломастером на задних стенках расписался, чтоб не подсунули другие, когда грузить будут.
– А «джек-пот» как?
– Не знаю, я его даже не вскрывал. На него еще гарантия не кончилась. Описание, правда, только на японском, но ничего, потратимся чуть-чуть на переводчика, и Брейн его быстро наладит…
– Как он там без нас – не набедокурит?
– Ничего, за ним Тамара присмотрит… через стенку. Меня она больше беспокоит со своим цирком – не пустила бы казино по ветру. Знаешь, как тот пароход, у которого весь пар в гудок уходил…
– Цирк, цирк… – задумчиво проговорил Машков. – Не поверишь, я ведь никогда в нем не был.
– Как?! А в детстве?
– А у нас в алтайском селе его не было – мы, пацаны, вместо него ходили в МТС по вечерам. Там трактористы пьяные такое с доярками устраивали. И в райцентр наш никогда передвижной не заезжал. Когда в солдатах был, нашего брата только в Хабаровский театр водили зал заполнять. А после армии учился в спецшколе: языки, психология, выживание, спецпредметы. В общем, не до цирка было.
– Ну так сегодня у тебя знаменательный день! Посмотрим, как тебе понравится. Хорошо, что здесь будут лучшие из лучших. Китайцы всегда шли на шаг впереди нашего цирка…
– Но почему тогда наш больше прославился?
– Когда? Во время их «культурной революции»? Сам знаешь, что у них тогда было.
– Знаю, изучали их опыт… Так, кажется, подъезжаем.
Впереди за лобовым стеклом действительно засиял огнями, словно севшая в ночи летающая тарелка, цилиндр городского цирка с темнеющей над ним линзой крыши. На площади теснились иномарки местного бомонда, который жидкими ручейками, поблескивающими шелком одежд и золотом украшений, втекал по лестнице, освещенной прожекторами, в широкие двери – ни дать ни взять съезд гостей на церемонию вручения Оскара. Все преувеличенно радостно узнавали друг друга, оглядывали машины и туалеты, пыхали блицами прихваченных на представление «мыльниц».
– Ну мы попали на великосветский раут какой-то, – пошутил Козырев. – Да тут весь Душанбе!
– Тоже тусуются, как и москвичи, – усмехнулся Машков.
Прямо в дверях их, как почетных гостей, встретил директор цирка.
– Для вас приготовлены два места в моей ложе, вы будете сидеть вместе с жюри, – порадовал он.
– Спасибо, – поблагодарил Петр Ильич. – А нельзя вас попросить еще об одном одолжении: мой друг в первый раз в цирке, так что нельзя ли нам пройти за кулисы. Ты ведь хотел бы, Павел? Когда еще тебе доведется увидеть цирк и изнутри.
– Конечно! – изобразил воодушевление Машков, которому на самом деле вовсе не хотелось бродить по вонючему нутру цирка, запахи из которого ухитрялись проникать даже в фойе.
Они прошли в сопровождении помощника администратора по кругу помещений, расположенных под бетонными амфитеатрами зрительских трибун, осматривая тесные клетки с животными, которые выглядели совсем не так внушительно, как на арене, встречая любопытные взгляды разминающихся перед началом представления артистов. Петр Ильич шел, вдыхая родные ароматы, и с ностальгической грустью вглядывался в лица иноземных циркачей, мечтая встретить среди них хоть одно знакомое по прошлой жизни лицо. Но тщетно: все они были намного моложе его… Он скосил взгляд на Машкова, и с сожалением заметил на его лице скуку.