– Нет. Говорит, что все в порядке, – напрягся Рифат.
– Вот видишь – спелись они и работают только на себя, а ты ко мне приходишь права качать. Небось на Гиви и Ладо грешат, а?
– А ты удивлен?
– Нет, потому что у меня с ними тоже дела имеются. И такие, брат, дела намечаются, что на их фоне приход с казино – тьфу, мелочь.
– А что за дела? – поинтересовался Рифат.
– Ты же знаешь, как дорожает землица московская. А сейчас еще должен пройти закон о ее приватизации. И обидно, если в собственность перейдут совершенно одинаковые площадки под многоэтажным отелем и под трехэтажной, хоть она и служит кому-то золотым яичком, – рассмеялся собственной игре слов Кротов. – И выкупить ее потом будет гораздо дороже, чем сейчас получить на нее права, прихватив это самое «Золотое яйцо», будь оно неладно. А наши планы на нее идут далеко и… высоко. Короче, Ладо дает деньги, Гиви приобретает лицензию на застройку с моей помощью, и встанет на месте казино второй корпус отеля, точно такой же, как первый, все с тем же казино внутри. Усекаешь, какие перспективы? Поэтому-то и начался тихий наезд на «Голден эг».
– И что мне теперь делать? – зло прищурился Рифат. – Оценить грандиозность ваших планов и в восхищенье встать в партер, сняв для удобства с Ладо штаны? Или шею ему свернуть?
– Вряд ли ты начнешь войну, Рифат. И силы у вас с братом уже не те. Я имею в виду не ваши стальные мышцы, а вашу распавшуюся команду. Ведь после первой войны с Чечней…
– С Ичкерией!!! – возмутился Рифат.
– Прости, оговорился, – примиряюще поднял руки Кротов. – После нее вас потеснили в Москве. А сейчас и вовсе продыху твоим землякам не дают. И у милиции, и у военных, и у ФСБ – у всех с вами счеты. Ведь все они потеряли своих людей из-за твоих земляков. А еще тут статейка одна вышла о том, что твой братец, оказывается, через Турцию очень даже спонсирует боевиков, благо он теперь у нас голландский подданный. Это тоже в зачет идет. Так что тебе, прости уж, представителю изменников родины, не выстоять в схватке с Ладо, представителем дружественной иностранной державы. А еще не надо забывать, что он один из последних настоящих воров в законе. И для всех блатных он царь и бог, а ты теперь, прости, коммерческий фраер. И не стоит из-за какого-то казино Москву кровью заливать.
– Но ты же знаешь наш закон. Мы, чеченцы, не прощаем.
– А тебе и нечего прощать, дорогой! Тебе же вернут твой пай в пересчете на сегодняшний курс, и ты можешь вложить его в строительство и стать акционером будущей гостиницы. А все виды услуг по отмывке тебе гарантируются в любом раскладе. Так что ты теряешь? Друзей в лице Клоуна и Машкова? А такие уж они тебе друзья? Честь? А так ли это? Ладо на тебя не давит, не наезжает. Ты сам добровольно входишь с ним в выгодное дело – ведь у вас, бизнесменов, так принято. И твой алюминиевый бизнес сохраняет режим благоприятствования. Ну убедил?
– Подумать надо, – хмуро сказал Залимханов. – С братом посоветоваться. Еще кое с кем… Скажи Ладо, что я с ним встречусь послезавтра… в «Евразии». У Гиви, короче.
– Только ты это, не наломай дров, дорогой, – предупредил все еще не уверенный в успехе своей психотерапии Кротов.
– Не бойся, я по металлам специалист, – усмехнулся Рифат.
Через два дня люди Машкова проследили, как из «Евразии» вышла группа телохранителей, а следом за ними – Ладо с Рифатом, которые прошли рука об руку к своим «меринам», дружески обнялись и разъехались. А через полчаса в кабинете Козырева зазвонил телефон.
– Все в порядке, Клоун. Перетерли по-хорошему. Работайте спокойно – никто вас не тронет, – заверил Рифат.
…Если верить в зеброидную теорию жизни, то есть в то, что она вся состоит из чередующихся черных и белых полос, то вся следующая неделя оказалась для Петра Ильича сплошь белой. Избавившись от угрозы со стороны «Евразии», он вплотную занялся внутренними делами казино, и оно откликнулось благодарностью. Во-первых, возрос наплыв посетителей из членов клуба и гостей отеля – кончился наконец бархатный сезон не только в Сочи, но и на Средиземном море. Во-вторых, Гена Панин оказался весьма толковым старшим пит-боссом – он уже помнил по именам не только всех своих подчиненных, но и работников прочих служб, подружившись с психологами, изучил характеры и манеру игры всех дилеров, узнал, чего можно ожидать от любого из них в трудных ситуациях, научился разрешать их и даже предвосхищать. После нескольких консультаций у Макарова он неплохо ориентировался и в кассовых делах, что было компетенцией уже управляющего, и Козырев не без радости передал Гене часть его функций, которые до этого выполнял сам. Так что полегчало и на этом фронте. В-третьих, вдруг позвонила Тамара… из Шереметьева-2. Оказалось, что подвернулось свободное место на чартерном рейсе ее подруги, и она не выдержала и рванула в Москву раньше времени.
Петр Ильич не без трепета ждал встречи с женой. Он все еще любил ее той юношеской любовью, которая связала их много лет назад, и каждый раз после своих редких измен чувствовал себя предателем. Предателем вдвойне, потому что был уверен, что она оставалась ему верна все эти годы. Убежденность его зиждилась на ее довольно спокойном отношении к плотским радостям. «Ей вполне хватает меня, – думал Козырев, небескорыстно захваленный своими эпизодическими подругами. – Ведь такого мужика еще поискать надо!»
Встреча получилась весьма романтичной. Он встретил ее в ночном аэропорту с огромным букетом роз, на предельной скорости домчал до дома и на руках, как после свадьбы, внес ее в квартиру, где уже стоял накрытый на двоих стол. После ужина они барахтались вдвоем в просторной джакузи, и уже там он атаковал ее в первый раз. Потом, разомлевшую от ласк, оттащил в махровой простыне на их застоявшуюся без дела супружескую кровать – сам он проводил свои одинокие ночи на диване в кабинете – и повторил сладостное нападение. А победную точку он поставил под утро в кухне, когда Тамара вышла туда, чтоб достать из холодильника сок и слишком соблазнительно наклонилась к нижней полке. И каждый раз Петр Ильич сравнивал прерывистые нежные вздохи жены с победным кобыльим ржанием Серафимовой и радовался им, словно индульгенциям за свои грехи…