Казино «Лаймлайт» выросло на «костях» стоявшей тут придорожной пивной с убогим игорным залом – места, известного ночными потасовками, посещали которое бродяги и беднота, пропивавшие и проигрывавшие свои последние, самые дорогие доллары. Никто не оплакивал ее исчезновение. «Лаймлайт» нельзя было назвать престижным, зато оно принадлежало к числу немногих заведений, где можно, заплатив за пару рюмок, послушать живую музыку кантри. Серена и Страйд заглядывали сюда пару раз. Тогда тут был лишь тесный бар, игральный зал величиной со спичечный коробок, клаустрофобная комнатушка с зелеными стенами и сценой, где выступали танцовщицы, и еще бар, побольше, с карточными игральными автоматами и полусотней круглых столиков, прижавшихся друг к другу вокруг узенькой сцены.
Серена пила небольшими глотками воду и наблюдала, как быстро заполняется зал. Клэр Белфорт явно была местной знаменитостью. Серена не удивилась, если бы столько посетителей собралось в субботу, но сегодня вторник. Значит, пришли на Клэр. Серена предположила, что дорогу Клэр к славе проложили денежки ее папаши Бони, но решила не торопиться с выводами. «Лаймлайт» – дыра дырой, но слушать кантри ходят настоящие ценители, а уж они-то в исполнении разбираются.
В девять на сцену вышел оркестр, обычный для музыки кантри, – скрипка, бас-гитара и ударные. Лампы погасли, зажглись неяркие полусферические светильники. Оркестр заиграл тягучую меланхоличную мелодию. Серена узнала ее – это была ее любимая песня «Ты не уйдешь живым с Харлана», горькая элегия о судьбе кентуккийских шахтеров. Серена слышала ее в исполнении Пэтти Лавлесса и считала, что конкурировать с ним – занятие почти гиблое.
Из-за кулис раздался чуть хрипловатый голос, обволакивающий и вплетающий всю боль мира в музыку. Голос Клэр полностью отвечал требованиям жанра – сильный, эмоциональный, с оттенками, присущими, как заметила Серена, лишь зрелым певцам кантри. Сквозящими в нем нотками печали он слегка напоминал ей гипнотический голос Эллисона Мурера. Такой же неотразимый, как у сирен, чарующий, проникающий в душу. Забыв обо всем, Серена вслушивалась в слова и музыку.
Клэр вышла из дальнего угла кулис и встала в центре сцены. Сверху на нее падал неяркий свет. Она не успела закончить мелодию, как прогремели аплодисменты и затихли. Длинные красно-желтые волосы Клэр вились вокруг ее плеч. Лицо угловатое, с ямочками на щеках; на одной темнела родинка, делавшая его и непропорциональным, и привлекательным одновременно, взгляд умных голубых глаз – пронизывающий. Она была в розовой шелковой блузке с длинными рукавами с незастегнутыми тремя верхними пуговицами, темных, облегающих длинные стройные ноги брюках и туфлях с тонкими, как стилеты, каблуками. Свет вспыхивал на золотых серьгах-кольцах.
Продолжая петь вековой давности балладу о старике, вынужденном вновь отправиться в шахту и, подобно многим другим, нашедшем там вместо пропитания для семьи свою смерть, Клэр приблизилась к самому краю сцены и встала напротив Серены. Звучала пронизывающая красивая мелодия. Серена восхищенно смотрела на Клэр. Их глаза встретились, и Серену будто ударило током, какой-то странный импульс пробежал по ней. Она сочла это игрой воображения, но явственно чувствовала его. Ощущение реальное и сильное.
Песня закончилась, но Клэр еще несколько раз прошептала две последние строки. Серена непроизвольно вскочила и захлопала. Она увидела, как вспыхнуло лицо Клэр, и догадалась, что девушка заряжается энергией слушателей.
Клэр спела еще балладу, после чего исполнила песенку в ритме рокабили, сопроводив ее чечеткой; за ними последовало попурри в стиле блюграсс. Все тексты грустные, везде речь шла о смерти и о потере, поэтому будь Клэр певицей похуже, они прозвучали бы наигранно и фальшиво. Но в ее исполнении они не только приобретали реальность и горечь, а отдавали сегодняшним днем. В каждой из спетой ею трагедии она словно находила что-то личное. Серена хорошо понимала Клэр – ведь такой же яркий отклик они находили и в ее сердце. Каждую песню она могла легко соотнести с эпизодами из своей жизни.
Взгляд Клэр постоянно возвращался к Серене. Она будто говорила с ней. Дразнила, расспрашивала ее. И теперь это была уже не игра воображения. Когда глаза их встретились, губы Клэр сложились в мягкую слабую улыбку, в которой читалась не ирония или насмешка, а родство. Иногда Серене казалось, что девушка поет только для нее. Или ей это чудилось? Клэр соблазняла ее?
Подобного ощущения она не испытывала уже много лет. Серена не пила ничего, кроме воды, однако голова кружилась как после алкоголя. Виной всему музыка и голос Клэр, точно руками мягко обвивающий ее тело, обнаженное и послушное.
Возбуждение овладело Сереной. Через час Клэр с той же таинственной полуулыбкой открыла дверь своей артистической уборной. Кожа девушки блестела от пота, выступление далось ей тяжело. Блестящими любопытными глазами она рассматривала незнакомку.
– Меня зовут Серена, – представилась та. – Я детектив из отдела по расследованию убийств. Мне хотелось бы поговорить с тобой.
Многие, услышав эти слова, замыкались. Клэр просто удивилась, вскинув брови, и раскрыла дверь пошире, давая возможность Серене протиснуться внутрь.
Комнатка маленькая, бедно обставленная и скучная. На полу – линолеум, потертый и пожелтевший. Пятна воды темнели на пеноуретановой плитке, которой был отделан потолок. Вода с музыкальным звоном капала сверху в две алюминиевые пирожницы. В правой части комнаты стояли маленький диванчик, карточный столик и несколько стульев. Напротив – вешалка на колесах, на ней плечики с костюмами Клэр. Узкий холодильник, раковина, в задней части комнаты – душ за полупрозрачной плотной занавеской.
– Присаживайся куда хочешь! – Клэр махнула рукой в сторону дивана и карточного столика.
Серена выбрала один из стульев.
– Выпить хочешь? – спросила Клэр. Серена покачала головой. – Ну да, конечно. Предложить детективу выпить – это, по-вашему, дурной тон, – усмехнулась певица.
Серена рассмеялась. Клэр достала из холодильника бутылку воды, опустилась на стул напротив Серены. Вытянув длинные ноги, она положила локти на стол и, согнувшись, с минуту разглядывала Серену, затем выпрямилась, тонкими красивыми пальцами открыла бутылку.
– Серена, – повторила она. – Красивое имя.
– Спасибо.
– Красивые, – промолвила Клэр, протягивая руку и проводя пальцами, словно расческой, по черным волосам Серены. – Каким шампунем пользуешься?
Серена ответила и почувствовала себя смущенно – ее шампунь был из дешевеньких.
Клэр кивнула, отняла руку от волос Серены и откинулась на спинку стула.
– Понятно. В полиции не принято уделять внимание косметике. Вы там все крутые. И ты тоже крутая? Странно. – Она пожала плечами. – Я представляла женщин-детективов иначе. Толстыми, с рожами как у ведьмы на фоне зари, в задрипанных костюмчиках… Ты выглядишь прекрасно.
– Я закончила смену. На работе я тоже толстая, с ведьмовской рожей и в кримпленовом прикиде, – произнесла Серена со смешком.
Клэр улыбнулась.
– Как тебе мое выступление?
– Великолепно! – искренно ответила Серена. – Почему ты не уедешь в Нэшвилл?
– А чем я тебе здесь не нравлюсь? – отозвалась Клэр. Она поймала ладонью одну из падающих капель. – Я работаю тут для души. Пою что желаю и когда желаю. А в Нэшвилле найдутся люди, которые захотят мной командовать.
– Как твой отец?
Сжав губы, Клэр проговорила:
– Да, как мой отец. Ты меня не удивила. Было бы странно, если бы ты не знала, кто он. Но я и сама не делаю из этого секрета.
– Но и не особенно афишируешь.
– С какой стати мне заниматься саморекламой? Полагаю, подобное положение вещей его устраивает. Ты зачем пришла? Поговорить о Бони?
– Отчасти.
– А другая часть кого касается? – Клэр сделала глоток из бутылки.
– Тебя. Хочу сообщить, что тебе может угрожать опасность.
– Забавно, – усмехнулась Клэр. – И ты станешь моим телохранителем?