Тем не менее победа была несомненной и полной. Всю ночь горели костры. Солдаты пили вино и пели песни. Он готов был дать им на отдых несколько дней и двигаться дальше. Но война кончена. Испанцы и немцы подходили к Венеции на пушечный выстрел и видели колокольни святого Марка. Французский король, спасая Венецию, поспешил заключить перемирие с Фердинандом Католиком и предложил мир английскому королю. Пришлось его подписать. Иначе он остался бы с французами один на один, а для этого армия была слишком мала и слаба. Нечего говорить, что никаких выгод из этого мирного договора Генрих не извлёк.
Вскоре умер французский король Людовик Двенадцатый. За ним последовал его давний противник испанский король. Соединённый трон Кастилии Арагона достался эрцгерцогу Карлу, сыну Жанны Безумной и Филиппа Красивого, правителю Фландрии. Ещё в их раннем детстве Фердинанд Католик и Генрих Седьмой договорились о браке инфанта Карла и английской принцессы Марии. Правителю Фландрии союз с Англией ничего не давал. Интересы Испании ему были чужды. Фландрия нуждалась в союзе с Францией, своей южной соседкой, и Карл разорвал обещание, данное дедом, и обручился с французской инфантой, которой только что исполнился год, тем самым показав французскому королю, что желал бы с ним союза и мира, но оставив свои руки свободными, поскольку невеста была ещё слишком мала.
Генрих был озлоблен и оскорблён. Оскорбление обжигало его всякий раз, как он о нём вспоминал. Большими шагами, почти задыхаясь, измерил весь зал, распахнул дверь и, в нарушение этикета, глухо крикнул:
— Прошу!
Только здесь опомнился, с той же поспешностью воротился назад, грузно опустился на высокое королевское место и принял суровый вид.
В зал вступил испанский посол. Он был уже стар. Седые волосы коротко стрижены. Жидкие усы и бородка едва проступали на бледном, иссохшем лице. Небольшая голова утопала в высоком плоёном воротнике, закрывавшем затылок и уши. Чёрный камзол украшали только орден и алмазные пуговицы. Пряжки на башмаках из чистого золота. Весь его вид говорил, что Испания богата и властна и никому не уступит ни в чём.
Генриху это было известно. Он отвечал послу гордым взором правителя, которому тоже всё нипочём.
Старик приблизился ровно настолько, насколько позволял этикет, отставил одну ногу назад, другую слегка преклонил, отвесил положенный вежливый, но короткий поклон, приветствовал английского короля и спросил о здоровье.
Генрих видел и знал, что беседа будет недоброй. Сухо ответил, ещё суше сказал о здоровье и в свою очередь спросил о здоровье испанского короля.
Здоровье испанского короля пребывало в полном порядке, хотя Генриху было известно, что Карл часто страдал недомоганиями непонятного, странного свойства — жестокое наследие Жанны Безумной. Старик выпрямился, закинул голову, несколько изогнулся в спине, придавая себе вид неприступности и величия, и резким голосом почти прокричал, что английские пираты разграбили испанский корабль, идущий в Антверпен, захватили испанских дворян и продали в рабство на острова.
Дело было обычное. Англия ничего не могла противопоставить Испании, кроме пиратства. Английские пираты крейсировали у входа в Ла-Манш и грабили испанские галеоны. Дело приносило громадные прибыли, от тридцати до сорока фунтов стерлингов на один вложенный фунт. Английские коммерсанты составляли компании и снаряжали пиратские корабли с патриотической целью оборвать наглых и гордых испанцев и нажиться за счёт испанских колоний в Мексике и Перу, откуда испанцы вывозили золото инков. Генрих тоже участвовал в этих компаниях, вкладывая средства через подставных, разумеется, лиц, но об этом вей равно было известно и англичанам, и всем иноземным послам. Старик тоже не мог об этом не знать. Генрих сделал вид, что удивлён:
— Этого не может быть.
Старик усмехнулся:
— Мы получили достоверные сведения. Наш корабль был взят командами двух кораблей. Так трусливо могут действовать только англичане.
Это было открытое оскорбление, но Генрих пропустил его мимо ушей:
— Позвольте узнать, какой они подняли флаг?
Старик брызнул слюной:
— Англичане нападают без флага!
Слава богу, умные люди, не то пришлось бы краснеть и беззастенчиво врать.