— И почему череда бедствий, войны и чумы пройдет именно в годы жизни моих детей? — хотела бы возмутиться Розанна, но ее вопрос прозвучал сухо, будто студент задавал вопросы преподавателю. — И почему для окончания войны понадобится дитя смерти? На эти вопросы, богиня, вы ответы мне так и не дали.
— У Осколков, в годы их сотворения, было откровение о том, что однажды начнется война. Породит эту войну один из артефактов крупных Осколков. Ты ведь уже знаешь, что из себя представляют наши артефакты? Артефакты — это квинтэссенция наших сил. Мы вложили в них большую часть наших душ, чтобы даже в случае нашей смерти артефакты несли пользу людям. Вот только… Не все божества сделали свои артефакты неживыми вещами. Некто в секрете от нас додумался отдать половину своих сил живому существу… Точнее сказать, человеку. Роаналь, мой глупый братец, Осколок веры и сомнений. Он посчитал, что, сделав артефакт человеком, он тем самым докажет, что больше всех любит ваш смертный народ. Но тот выбранный им человек со временем лишился рассудка, он уничтожил большинство артефактов, да и богов, а после сбежал. Теперь нам ничего не остается, кроме как…
Не успела богиня договорить, как пространство вокруг вновь окрасилось черным. Ответ повис в воздухе, и Делия еще сильней разозлилась.
— Смотритель, что происходит?! — закричала она и крик ее был настолько отчаян, что скорей напоминал рык.
Чернота вокруг становилась все темнее и темнее, рук и ног было уже вовсе не разглядеть. Когда тьма окончательно захватила в плен Делию, дочь смерти почувствовала, как откуда-то доносится свет. В этот раз он лился не из маленькой щели слегка приоткрытой двери. Мрак в мире душе рассеивался, черный цвет становился светлей и достаточно быстро белел.
— Только не говорите, что я просыпаюсь? — закричала Делия. — В такой важный момент?!
Стоило дочери смерти это произнести, как ее глаза в тот же миг распахнулись, а полуденный свет с непривычки лишил ее координации.
— И правда проснулась?! — Делия привстала с кровати и чуть было не опрокинула на себя маленький столик, приставленный к краю постели.
На столе стояла ваза с цветами, они источали запах и дурманили голову.
— Белые лилии? Да она издевается! — Дели швырнула вазу на пол, тут же втиснув ноги в мягкие тапочки. — Неужто умнейшая женщина Таутена способ просить прощения лучше не придумала? — по пути запричитала она, обходя осколки и двигаясь по направлению к выходу.
Стоило дочери смерти выйти из спальни, как ноги понесли ее в библиотеку. Боан обязан вернуть ее в мир души, он просто обязан! Ведь если она не узнает самую важную часть воспоминаний, то к чему все это было? Не могла же Розанна специально вырвать Делию из мира души, чтобы Делия сама искала ответ на вопрос, для чего умерла и ожила?
Влетев наспех в библиотеку, Делия закричала изо всех своих сил:
— Смотритель! Я не увидела последнее видение до конца! Оно было самым важным! Верните меня в мир души! Смотритель! Эй! Выходите!
Голова Боана показалась в проходе. Старик держал в руках стопку книг и, кажется, был удивлен видеть Делию.
— С пробуждением, моя юная госпожа. Как вы себя чувствуете? У вас ничего не болит? Я могу…
— Прекратите! Я не намерена обсуждать свое состояние! Повторяю, верните меня в мир души!
— Извините, но вы не сможете продолжить смотреть те сновидения, — он снял очки. — Мне искренне жаль.
— Дайте угадаю, это очередная загадка, которую мне предстоит разгадывать несколько месяцев?! — она засмеялась. — О, или может несколько лет?!
— Нет, мисс, никакая это не загадка. Просто… Извините, но живые могут видеть память только живых.
Делия застыла на месте. Сердце пропустило удар, а в голове и в груди засаднило.
— Что? — голос сорвался. — Что это вы говорите?!
Боан оторвал взгляд от пола и взглянул в глаза Делии, его морщины стали выглядеть намного глубже обычного.
— Мне жаль, мисс, но позавчера герцогини не стало.
Глава 34. «Еще одна правда»
— Что значит «не стало»? — переспросила Делия Боана.
Она прекрасно осознавала значение этих слов, как и понимала, что ответ на этот вопрос, сколько его не задавай, останется неизменным. Тем не менее, понимание не принесло бы дочери смерти ни капли смирения, потому она была готова переспросить Боана сотню, а может и вовсе тысячу раз.