Боа молился над телом брата, чей покой был доверен каменным Великим Духам. Вскоре гробница будет заперта навеки, разделив миры живых и мёртвых.
— Мои отправятся на битву. Все вы, — он указал на Фатияру, Шакилара и Хоуфру, — спасали нас. Ваших сил недостаточно, я не верю, что вы разобьете чары ледника и примирите всех. Но… и малая помощь — помощь.
— Племя — это немало, — произнёс Хоуфра.
— Раз уж ты про тётку Ядулу сказал хорошее, то слабым тебя не назвать. Может, и выйдет чего. Мелочь жаль, — Боа посмотрел на птицезверей. — Если проиграем, их тоже убьют.
— Не… проиграем… не проиграем…
И малыши радостно запрыгали, хлопая птичьими лапами.
Глава 97. Истинный государь (часть 1)
Гул усилился, и гора задрожала. Шакилару казалось, что сотни буров вгрызаются в породу, силясь пробить выходы. Растерянно озирались птицезвери, один заскочил на лапы О-рона.
Шакилар поспешил. Сколько он не пытался унять волнение, чтобы держать голову светлой, но не выходило. Приходилось ещё оборачиваться и помогать Фатияре — когда начался подъём, она запиналась. Посадить бы её на спину и нести, да ход наверх слишком узок, пришлось бы ползти, чего Шакилар не хотел. Брюхом за камень не уцепишься.
Вдруг дрожь прекратилась. Шакилар замер, осознавая, что не осталось звуков, кроме шелеста дыхания. Фатияра беспокойно озиралась.
— Что, если это Сагарис вернулся? — спросила она.
— Сагарис всегда скрытен, да и не слышал я, чтобы у него была сила буравить горы. Его брат Кнун, наверное, может, но мне кажется, его вообще нет на севере. Я сомневаюсь, что он вообще жив.
— Это почему? Фео не успел его одолеть, а больше никто из наших с ним не разбирался.
— И Паучиха, и вся чары в крепости Даву были творениями Кнуна. За пытки Фео тоже он отвечал. Как видишь, ничего у него не получилось, и вряд ли Сагарис простит ему эти промахи. Конечно, Кнун ценен. Хотя он бывший эльф, Скверна сделала его мастером алхимии, нарушающим законы вселенной. Другого такого демонам уже не сыскать, но, если у него не осталось задач, думаю, он мёртв. Вся эта авантюра с Аватаром — последняя возможность Сагариса навредить миру так, как навредил до него Адзуна. Никого, даже соратников, жалеть не будут. Что такое? Почему ты хмуришься?
— Просто… это как-то дико. Кнун ведь младший брат Сагариса, во всём его поддерживал, спасал много раз, а теперь его в расход…
— У демонов гнилые сердца, которые давно не бьются, а по венам не течёт кровь. Это трупы, движимые Скверной, чьими руками она может мстить Неру.
— Но ты сам видел, что можно превозмочь Тьму, даже будучи мёртвым. Если бы в сердце тех, с кем мы боремся, осталась бы хоть искра теплоты…
— Глупости, Фатияра. Ничего у них не осталось. Даже твоя мать считала, что их нужно убить.
— Получается, что прощение оборотней, над которым мы бьёмся, бессмысленно? Они такие же демоны, как Сагарис и Кнун. Они предали своих сородичей.
— Я не знаю, Фатияра. Правда, не знаю. Я прощал жертв, а не убийц, и не будь тебя рядом, я не заикался бы о помощи теням вообще. Но только ты меня вдохновляешь. У тебя душа чистая, не озлобленная.
Фатияра улыбнулась, её глаза заблестели.
— И у тебя душа чистая. Ты не представляешь, сколько в ней света.
«Не представляю», — хотел ответить Шакилар, но решил не сбивать благой настрой. Подъём, меж тем, продолжили. Узкий, душный лаз угнетал, но куда сильнее — близость теней. Над пещерами — ледник, где покоились проклятые оборотни. Они стонали, быть может, надеясь, что хоть кто-то из соплеменников сжалится. Но таких не было, и Шакилар понимал, почему, хотя ещё теплилась надежда, что проклятие удастся развеять и так.
Он пытался вспомнить, откуда слышал буры, потому что лаз явно уводил в сторону, а самолично тревожить гору Шакилар опасался. До конца её природа была неизвестна, но лежала она за гранью привычного миропонимания, потому пугала. Тем не менее, поразмыслив, Шакилар решился. На древке меч-копья проступила минеральная формула, и, разгадав, что таят в себе стены, принц взялся их плавить. Грязевую массу, что получалась на выходе, он облегчал и уменьшал, чтобы шлак не забил весь лаз.
Он чувствовал гору так остро, как не чувствовал никогда своё тело. Пламя Земли подсказывало, где бить, что укрепить, и его речь слышалась как собственные мысли. Это странное единение успокаивало Шакилара, к тому же он считал, что святыня не будет вести его к гибели. Они поднимались. И вот, вскрыв последнюю стену, Шакилар замер. Из-за его плеча выглянула Фатияра и ахнула. Копьями на них щетинилась драконья стража.
— А мы уж гадали, кто это гору прогрызает нам навстречу, — донесся чей-то насмешливый голос. — Успокойтесь. Асцерат мертва, а других перевёртышей у демонов нет. К тому же, я вижу Пламя Земли, его не подделать. Узнаю его золотые ободы и блеск из десяти тысяч подобных.
Говорящий находился за спинами двух стражей, но, видимо, не прятался, стоял в полный, весьма выдающийся рост, тогда как остальные драконы чуть пригнулись, готовые нападать.
Преодолев оцепенение, Шакилар опустился на колени.
— Простите меня за своеволие, ваше величество. Я готов понести любую кару.
Стража расступилась, полностью открывая взору императора прибывших. Поднимать взгляд Шакилар не имел права, пока не будет разрешено, и терпеливо ждал.
— Поднимись. И ты, царевна Фатияра, тоже.
В сердце будто раскалённую иглу вонзили. Как изменился император! Лицо посерело, осунулось, кожу рук исчертили тонкие синие вены, длинные благородные ногти искрошены, волосы поредели. Только в глазах оставалась живость, да едкая улыбка выдавала в этом старике, каким, наверное, не становился ни один дракон, отца.
— Как вы?.. — успел только произнести Шакилар, и отец тут же посуровел.
— Увы, подданные мои и фениксы только чуть вытянули меня из лап смерти, поставили на ноги, но долго я всё равно не проживу.
Шакилар подался вперёд, забыв про этикет. Не до него.
— Отец…
— Я помогу вам, ваше величество! — крикнула Фатияра, и в комнате — а это была скорее комната, нежели пещера — стало светлее из-за посоха.
— Оставь, — поднял ладонь император, — твой отец и так много для меня сделал, учитывая, какой шорох навели мои слуги в Алькашамбре. Но не суть. Я прожил долгую жизнь, более долгую, чем кто-либо из ныне живущих. Всё рано или поздно заканчивается, и я хочу, чтобы для меня закончилось в бою, а не в постели.
Шакилар едва не упал на колени, в этот раз от бессилия.
— Вы… пришли… умирать?
— Зачем так заунывно? Я пришёл сразиться с Аватаром и его новой гнилой свитой. А для того нам с вами нужно обсудить пару вопросов, пока слуги мои закончат обустраивать наш временный штаб. Да, именно его. Вы удивлены? Эта гора кишит тенями, но сила, обитающая в ней, враждебна демонам. Никогда бы не подумал, что такое возможно, но лучшего укрытия и от Шторма, и от Аватара нам пока не найти. Впрочем, не сомневаюсь, он о нас знает. Ненавижу всевидящий взор.
Стража рассредоточилась, а император обошёл прямоугольный стол и опустился на резное каменное кресло. Осмотревшись, Шакилар понял, что выбитая пещера действительно походила на военный кабинет, в каком отец собирал генералов для обсуждения атак на Океан Штормов.
— Что с военным советом? — спросил Шакилар, приметив, что никого из известных ему войсковых чинов за столом нет, в лучшем случае — заместители, а то и ниже, при том совсем молодые; зато сидел, разглядывая свитки, давным-давно разжалованный Дайерин Дер-Су. — И с судьями?
— Я их всех казнил, — отмахнулся император, но выражение лица сына вынудило его продолжить. — Видишь ли, меня нисколько не удивляет, что военный совет решился меня устранить. Несколько десятилетий мы живём без Аватара, кому-то кажется, что я одряхлел, да и в прошлом справлялся лишь с помощью Гории. Можно подумать, это Гория правил Ливнером две тысячи лет. Ты веришь в какую-то благодарность? Её не будет никогда. Я живу слишком долго, потому собрал орду метящих на мой трон. Судьи в этой цепи лишь промежуточное звено, хотя многие из них, особенно Люцит, вцепились бы в свой кусок. Единственное, чему я рад — мне хватило сил не позволить им этого.