Через огромную дыру в залу опустился Аватар, облачённый в чёрную мглу.
— А я уж было поверил, что вы сможете. Что хотя бы смертельная опасность заставит вас забыть про обидки! Но вы так и остались жалким полузверьём, вылезшим из нор только чтобы укусить другого!
— Ты нас предал! Мучил! У тебя больше нет права нас судить!
Ядула продолжала пятиться. Она понимала — её жизнь закончилась, но мучительно искала хоть какой-нибудь способ уберечь святыню.
— Брось Секиру! Вы достаточно её осквернили! Это, — он махнул руками, и чёрный покров заслонил дыру, укрыв солнце, — твоих рук дело! Ты снова пробудила проклятие, а я его запечатаю. Когда вы преклонитесь передо мной, я расскажу вам о своём замысле.
— Я и так знаю, — прошипела Ядула, — я же была в Даву и тоже гнала холод на людей. А теперь мороз на нашей земле. Но я не хочу сдаваться тебе, хоть ты пожалеешь нас, хоть нет! У тебя нет души больше, ты демон!
Аватар оскалился. Лицо его, до этого вполне естественное, вдруг поплыло, как восковая маска над свечой. На его ладони вспыхнула руна.
Отлетев в сторону, Ядула ударилась головой об лёд. На миг ослепла и оглохла, потому что мир вокруг погрузился в безумие света и грохота. По-прежнему руки было не оторвать, и, чтобы подняться, пришлось опираться на Секиру.
На том месте, где только что стояла Ядула, теперь вниз лицом лежал мёртвый отверженный. Из-за мшистой шерсти он походил на холмик, под которым кто-то оставил треснувший олений череп.
Аватар согнулся пополам, схватившись за грудь. Его волосы вздыбились, а от демонического покрова отслаивались куски, которые с шипением дотлевали на полу. Запах жженой плоти ощущался отчётливо.
— Погань… — прорычал Аватар.
— Орэ Неру Гронд Силин!
Сначала Ядула погрузилась во что-то вязкое, и все чувства угасли. Это было даже приятно, но потом её выдернули из забытия так же резко, как погрузили в него.
— У нас всего несколько секунд! Спасайся!
Ослабший Фео рухнул возле тела отверженного. Попытался встать, но снова завалился набок.
Помотав головой, Ядула кинулась к Хоуфре, над которым хлопотала царевна фениксов, но не добежала. Нечто схватило её и потянуло к Аватару.
— Духи, помогите! — завыла она, пытаясь высвободить руки.
— Никто не отзовётся, кроме Ларии, — брезгливо произнёс Аватар.
— Энь Тэ Гронд Силин!
Сдавило уже Феонгоста, но свет его проник в тело Ядулы. Она вдруг ощутила себя живой, как в день освобождения из Даву, когда не осталось надежды. Кто-то коснулся её тёплой ладонью и прошептал: «Рано сдаваться».
Феонгост. Тот, кто вырвался из лап Скверны и вырвал всех остальных. Он стоял над высочайшей башней тюрьмы и сиял не как небесная звезда — как сам Неру, и был тогда сильнее Аватара.
Вспомнилась Ия. О ней рассказала госпожа Драголин и показала чёрный клинок.
«Даже маленькая искра может вывести вас из кромешной тьмы, — произнесла Драголин. — Даже тот, кто окунулся в чан со Скверной, может выйти из него святым. Даже перводемон может спастись. Боритесь! Вы есть у друг друга».
Ия душу отдала ради спасения Хоуфры, а он пришёл за всеми оборотнями. И за Ядулой тоже.
Из глаз позабытой Аватаром Ядулы текли горячие слёзы и капали на онемевшие руки. Феонгост уже задыхался, ему на подмогу бросилась Фатияра, но и её Эллариссэ остановил. И феникс, и человек выронили святыни своих народов. Ещё чуть-чуть, и всё будет кончено…
Ядула вскочила и, резко выдрав из варежки ладонь, вцепилась ей в лицо Аватара. Разряд прошёл через тело, и молния обожгла Эллариссэ. Он выдержал, но покачнулся, трусливо заслоняясь магикорским щитом. Ожидал удара Секирой, но его не было. Вторая рука отогрелась, и Ядула по полу метнула Секиру в сторону Хоуфры. Сама же, стараясь не смотреть на слезшую с пальцев кожу, повернулась к Аватару.
Боль длились всего мгновение и после многих лет мучений не ощущалась острой.
Для Ядулы ледяной зал пропал. Не стало ни колонн, ни потолков, вместо пола — зелёный покров. Она сидела на траве и наблюдала, как носился по полям её маленький сын, её гордость и шанс наконец-то получить признание. Лисья шапка наползала на лоб мальчика, но, восторженный, он совсем не замечал этого.
— Слышал, у Яроваты родился ещё один малыш. Не хочешь проведать семью?
Хоржаг вмешался в идиллию бестактно, будто не знал, как Ядула относится к упоминаниям семьи.
— Разве лисы дружат с овцебыками?
— А тебе так хочется, чтоб не дружили? Всё свои раны солишь? Не пора бы уже вырасти? Глянь: сын уже бегает. Скоро начнёт превращаться, и кто знает, какое обличье выберет: лисье, бычье или вовсе медвежье.
— Ещё скажи рыбье! Нет, наш сын в лисьем племени родился, лисой ему и быть!
— Почему ты за него решаешь? Ты не осталась той, кем родилась.
Ядула скрипнула зубами.
— Ты своей любимой Сиале тоже постоянно напоминаешь, что она ушла из племени? А другим? Или только я ловлю твои упрёки?!
— Остынь, Ядула. Мне с тобой вовсе не охота ссориться, и твою обиду я вполне понимаю. Будь у меня могучий брат-шаман, я бы ещё сильнее расстраивался, глядя как все восхищены им. Обидно, да, но Яровата разве виновата? А остальное племя? Стоит ли отодвигать всех?
— Стоит. Пусть живут как живут, лишь бы не рядом со мной. Я им не нужна.
Настроение совсем испортилось. Без всякой радости она продолжила наблюдать за сыном и думать не о сестре, а о Сильфе, старшей дочери и наследнице Хоржага, которая может вернуться и отнять всё, что строила и продолжала строить Ядула. Ещё и ведомая заветами Саландиги, Сильфа объединит племена, приведёт овцебыков. Ядула из будущего, обитая внутри сознания, вспомнила всё. Это было последнее, что она успела осознать перед тем, как упала на колени, а потом, как и отверженный, лицом вниз.
Оборотница точно умерла, а человек, пользуясь теми мгновениями, что она выиграла, допрыгнул до Хоуфры и выкрикнул заклинание. Видение сначала поглотило Эллариссэ, но он вырвался, хотя в этот раз Силинджиум предложил ему не горечь, а сладость, надеясь, видимо, отвлечь от Воина Света. Но что Феонгост мог теперь? Совсем обессиленный, он сполз по стене рядом с Фатиярой. Не боец. Только твердо стоявший на ногах Нэйджу ещё представлял опасность. Эллариссэ свернул копьё из Тьмы, нацелившись на дракона, и тот, в свою очередь, нацелил острие Пламени Земли в сердце Аватара, думая, что сумеет достать. Какой глупец! Меч-копье тоже будет сломано. Уже никто принцу на помощь не придёт, Лу Тенгру пал, остальные союзники ослабли и лежат едва живые.
Путами Эллариссэ сжал Нэйджу, а тот молча держался, лицом старался не выдавать мучений и святыню не ронял. Даже жалко было раздавить такого стойкого, но самонадеянного мальчишку. Эллариссэ невольно проникся уважением к нему, но щадить больше не собирался. Все возможности они упустили.
Чуть ослабив путы, приготовился к броску, отметая мешающие остатки сострадания. Внезапно Нэйджу накрыл туман — Эллариссэ и не понял, как это случилось. На обожженную макушку капнуло что-то сверху и отозвалось болью.
Ледяной зал таял, словно его перенесли в самый жар пустыни Амала. Влажный воздух тяжело было вдыхать. Эллариссэ метнул копьё, которое, чёрной полосой расчертив белую мглу, пропало. Что-то подсказывало, что цели оно не достигло, а всевидящий взор не помогал: слишком густой и плотной была пелена.
Он услышал тяжелые шаги. Некто медленно приближался. Эллариссэ зажег руну, надеясь быстро расправиться с неизвестным, но туман вдруг расступился на десять шагов и стеной окружил. Рука опустилась сама собой. Над Эллариссэ возвышался Ойнокорэйт.
— Т-т-ты… откуда ты здесь взялся? Ты не мог…
Великий Дух сделал ещё один шаг навстречу. Его коралловые рога разрослись, в них лежала Секира Бурного Моря. Как в древней легенде.