Тихой ночью только ветерок чуть качал шелк занавесок, да хлопали крыльями пепельные мотыльки. Фео следил за танцем теней под светлячковым фонарём, пока незаметно для себя не задремал.
Свет коснулся его ещё до наступления утра. Ёкнуло сердце. В покои вошла принцесса Ситинхэ, и, глядя на неё, Фео не мог понять, спит он или уже нет. Проморгался и даже ущипнул себя. Видение не пропало, а Ситинхэ улыбнулась. Лишённая всякого такта, она села на плетёное кресло и перевела взгляд с Фео на фарфоровую вазу.
— Это подарок эльфийской делегации градоначальнику Имерлиха, — как ни в чём не бывало произнесла Ситинхэ. — Этой вазе лет пятьсот, может, шестьсот. Будь аккуратен с ней.
— Что?
Спросонья прозвучало глупо, и именно так себя Фео ощущал. Несколько минут он приводил мысли в порядок, чтобы заговорить с принцессой достойно.
Присмотревшись, Фео заметил, что вид у Ситинхэ болезненный. Руки её тряслись, хотя она прятала дрожь. Волосы прилипли ко лбу. Старалась принцесса приглушить и дыхание, но хрип всё же слышался.
— Ты, наверное, удивлён, что я здесь. Домэн довольно далеко. Какими силами нужно обладать, чтобы прыгнуть так далеко, ещё и через горы? Однако я не могла не прийти, раз вы решились идти в Даву лишь с четырьмя святынями. Я уже поговорила с царицей и Лу Тенгру, так что знаю всё. О Гилтиане и Эрес-Гронде.
Она открыла створку фонаря, давая светлякам уйти на отдых, и в их гаснущем свете её взгляд казался тусклым.
— Это моя вина, — ответил Фео. — Я не сумел его спасти.
— О том, что случилось с тобой, тоже успели рассказать. Не клевещи на себя. Вся ответственность за случившееся на мне, ведь я созвала миссию.
Она говорила спокойно и чуть устало, но печаль улавливалась в её голосе. Фео молча разделял её горе, хотя ощущал моральный долг возразить, оспорить. Её там даже не было…
— К ответу перед Сондэ и Флэйэвэн предстану тоже я.
Прежде, чем раздавленный таким заявлением Фео успел хоть что-то произнести, Ситинхэ из поясной сумки вынула полумесяц из лунного камня, лежавший в лотосе. Длиной в ладонь, полумесяц сиял внутренним светом, в котором лик Ситинхэ принял вид таинственный, мистический.
— Знаешь, что это?
— Нет.
— Навершие жезла Великой жрицы виспери. С недавнего времени ею являюсь я.
— Х-хорошо…
«Интересно, сказала ли она Лу Тенгру? Из-за обета безбрачия они снова не будут вместе», — мелькнуло в голове Фео. Ситинхэ приподняла бровь, однако во взгляде не мелькнуло осуждение.
— Я не белоручка и не прячусь за вашими спинами, пока вы гибнете. Нет, каждый борется, — последнее она произнесла с особенной тоской.
— Кому станет легче от такой жертвы? Если бы я мог выбирать, то бился бы один, чтобы никто не страдал.
— Дело не в жертве. Я столетиями избегала статуса Великой жрицы, но теперь оно мне нужно, даже если я потеряю свободу. У меня нет другой возможности продолжить исследования, сделать так, чтобы у нас был шанс победить. Я раскрою тебе свой план. Тебе как никому важно хранить надежду. Знать, ради чего отправляешься на север.
— Я готов слушать, ваше высочество.
Фео немного слукавил. Нервное напряжение прогнало дрёму, но разум так и не отдохнул от бешенства последних дней. Сон приносил облегчение, притуплял горе.
— Пять артефактов, пять наших святынь — это Корень Мирового Древа и живая душа, что питалась от него. В Корнях фениксов четыре нити силы, именно они стали сердцевинами. В твоём Осколке — Речь, благодаря которой фениксы говорят с животными. Она превратилась в бесконечное знание, что вы, люди, черпаете о мире. В Эрес-Гронде было заключено Пламя. Самая заметная способность фениксов. Когда окончатся эпохи и нам более не нужно станет оружие, нити вновь переплетутся, чтобы освобождённая душа Руны ушла на перерождение. Понимаешь?
Не успев толком обдумать слова, Фео покачал головой, но затем, озарённый внезапной и ярчайшей догадкой, выдал:
— Святыни — путь к Древу. Как обычные Корни ведут живую душу, так и святыни…
— Верно, — слабо улыбнулась Ситинхэ. — Они нужны, чтобы этот путь открыть. Я уже много лет изучаю вопрос, как это сделать.
— От Эрес-Гронда не сохранилось даже нити…
— Если будут другие, то, думаю, решение найдётся. Для того я стала Великой жрицей, и ещё, чтобы в Нэти никто раньше времени не узнал об утрате. Виспери чувствуют дрожь пространств и слышат плач звёзд. Я велела жрицам молчать.
— Вы вдвойне бьёте по себе! — вырвалось у Фео, и сгоряча он чуть не добавил: «Лу Тенгру это не переживёт».
— Да. Однако надеюсь, что мой план всё же сработает и четырех артефактов окажется достаточно.
— Сделаю всё, что в моих силах.
Фео слегка смутился, когда встал и понял, что на теле лишь льняные штаны, а рубашку на ночь так и не надел и говорил с принцессой, сверкая обнажённым торсом. Что ж, неприятно. Ситинхэ же протянула талисман.
— Возьми его. Взвесь.
Фео ожидал, что ладонь потяжелеет, но в неё будто облачко легло. Даже твёрдости минерала не ощутил.
— Это странно. Нечто неземное, как будто сотканное из плотных нитей света… вы мне доверили очень большой секрет, и я не чувствую, что достоин его.
Понимание её поступка укрепилось в мыслях. Жертва. Кто-то готов умереть, а другой — обречь себя на неволю. Мягко светилась каменная луна — одинокая, как и жрица, её несущая.
— Я принимаю тебя как равного себе, хотя ты в сотню раз меня моложе и не видел, как перековывался мир. Как уходит беспечность, сменяясь горькой истиной: Живущие на Земле тоже воюют со Скверной. У тебя есть шанс закончить эту войну и заглянуть за пределы темноты, укрывшей изначальную землю. Вы должны вернуть Секиру и общими усилиями открыть врата в Аберон.
— Я просто хочу уточнить, — Фео говорил медленно, чтобы невероятная весть не утопила его разум, — вы думаете, что мы сможем попросить сделать нас Аватарами?
И сжал край одеяла, чтобы перенаправить напряжение.
— Всех, конечно, Аватарами не сделают, — спокойно ответила Ситинхэ, — но если вы доберётесь до Храма Сердца, то сможете поговорить с Неру. Думаю, найдёте, что вымолить для нашей победы.
— Конечно… и всё же… — Фео перевёл взгляд на расползающихся светляков, забыв, о чём хотел спросить.
Чем сильнее румянился восход, тем тусклее становилась луна-талисман. Уже не была такой чарующе-таинственной, но сохраняла невесомость, несвойственную камню. Видимо, её сотворили алхимическим способом. Фео протянул её обратно.
— Ваше высочество… почему вы исчезли в Синдтэри? Это тоже часть вашего большого плана? Чтобы только я и Лу Тенгру отправились в день резни?
Ситинхэ кивнула, но прежде, чем Фео продолжил, ответила:
— Я лишь пользуюсь теми путями судьбы, которые вижу. Будь я рядом, вы не отправились бы в прошлое и не увидели Эллариссэ.
— Откуда вы знали?! Аватар ведь вне эфира, он пришелец, как и мы!
Фео перестал что-либо понимать. Сейчас бы провалиться в сон, на который походила вся эта беседа, но бежать некуда и не за чем. Нужно внимать. Сейчас за этими словами судьбы всего живого, и правильное осмысление их — ключ к спасению. Разум же порождал дикое предположение — Ситинхэ и не эльф вовсе, а Дух. Не может принцесса ведать то, что ведает, слишком точны её догадки.
— Я вижу пространства глубже и полнее, чем кто-либо из эльфов, а вы, путешествуя в прошлое, искажаете его. Слабо, но ощутимо. Магикор благословил меня всевидением, но часто его дар мне в тягость. Я попросила лес укрыть меня, и он откликнулся.
— Вы несправедливы к Лу Тенгру.
Злость лишь слегка оцарапала, а слова уже вырвались. Фео шумно выдохнул, не позволяя себе прятаться и стыдиться. Сказанное не воротишь.
— Возможно. Я пойму, если он возненавидит меня. Но я не хочу обсуждать мои с ним отношения. Ещё одна причина, по которой я пришла к тебе — Эдельвейс.
Тёплый кристалл грел всегда, словно сердца касалась призрачная рука Эдельвейс. «Может, это ещё один её план?» — Фео с прищуром взглянул на Ситинхэ, но одного мига хватило для воспоминания, и узел в груди развязался.