— Ох. — Драммонд устало откинулся на спинку кресла. — В общем, работайте в том же направлении. А что, если главной жертвой был Гамильтон, а Этериджа использовали, чтобы скрыть главный мотив? Но я согласен, это притянуто за уши — больше риска, чем пользы. И вряд ли среди родственников или знакомых Гамильтона найдется человек с подходящим мотивом. Кстати, что насчет картины, которую продала Хелен Карфакс? Сколько она стоила?
— Еще не знаю. Я как раз сегодня собирался заняться этим. От нескольких фунтов до целого состояния.
— Я поручу это Барриджу. А вы возвращайтесь к Карфаксам. Не знаю, что вы там найдете, но все же постарайтесь. Проверьте, не завязались ли у Джеймса Карфакса серьезные отношения с какой-нибудь женщиной. Проверьте, насколько велики его долги и не давят ли на него кредиторы. А вдруг он больше не мог тянуть?
— Да, сэр. Я вернусь к обеду, чтобы узнать, что Барридж выяснил насчет картины.
Драммонд открыл было рот, чтобы возразить, но передумал и ничего не сказал, просто проводил подчиненного взглядом до двери.
Когда Питт в половине второго — не к обеду, а после него — вернулся в участок, его ждала новость, и она не имела никакого отношения к картине. Посыльный принес от Хелен Карфакс записку, в которой говорилось, что она вспомнила точный характер угроз, полученных ее отцом, и если инспектор пожелает заехать на Пэрис-роуд, она все расскажет ему при личной встрече.
Томас был удивлен. Он считал историю с письмом выдумкой, порожденной стремлением Хелен убедить и его, и себя в том, что источник жестокости и ненависти, окружавших убийство, находится далеко за пределами ее семьи или дома, что он таится в темноте переулков, по которым никогда не ступала ее нога, — в трущобах на востоке, в доках, в пивных и вообще там, где обитают обиженные жизнью. Он не ожидал, что она снова заговорит об этом письме; допускал только слабую, неопределенную возможность. И все же она послала за ним…
Инспектор вышел из участка, взял кэб и поехал на юг, на Пэрис-роуд.
Хелен встретила его молча; она то опускала глаза долу, то поднимала их на Питта, вглядываясь в его лицо, то сжимала, то разжимала руки. Женщина была вся напряжена и никак не могла справиться с ручкой двери, когда пригласила инспектора пройти в малую гостиную. Наконец Хелен заговорила о людях, которые, как она считала, могли перерезать ее отцу горло и привязать его к фонарному столбу как символ, как злую сатиру на закон и порядок.
— Осмелюсь предположить, мистер Питт, что вы, будучи полицейским, знаете об этом, — сказала она, но посмотрела не на инспектора, а на солнечное пятно на ковре перед ней. — Три года назад одна женщина по имени Хелен Тейлор пыталась стать кандидатом в депутаты парламента. Женщина! — Ее голос зазвучал резче, как будто под внешним спокойствием назревала истерика. — Это, естественно, вызвало бурную реакцию. Она была чрезвычайно необычным человеком — назвать ее эксцентричной язык не поворачивается, уж больно снисходительно это прозвучало бы. Она носила брюки! Доктор Панкхерст — вы, возможно, слышали о нем — стал появляться с ней на публике. Это было верхом неприличия, и миссис Панкхерст, что вполне естественно, возражала, и он, как я понимаю, прекратил это делать. Миссис Панкхерст одна из тех, кто ратует за избирательное право для женщин.
— Да, миссис Карфакс, я слышал, что существовало такое движение. В шестьдесят седьмом году Джон Стюарт Милль[18] написал яркий трактат о предоставлении женщинам права участвовать в голосовании. А Мэри Уолстонкрафт[19] в тысяча семьсот девяносто втором году написала о политическом и гражданском равенстве женщин.
— Да-да, наверное. Это тот вопрос, который меня совершенно не интересует. Но некоторые женщины очень горячо отстаивают это право. Поведение мисс Тейлор — пример их… их пренебрежения правилами, принятыми в обществе.
Питт всеми силами старался сохранить на лице заинтересованное выражение.
— Действительно, это выглядит как минимум неблагоразумно, — сказал он.
— Неблагоразумно? — На мгновение глаза Хелен расширились, а руки замерли.
— Это на корню погубило те результаты, которых они хотели достичь, — пояснил инспектор.
— А как могло быть иначе? Ни один здравомыслящий человек даже помыслить не может о том, что они преуспеют!
— Так кто, по вашему мнению, угрожал вашему отцу, миссис Карфакс?
— Женщина, одна из тех, кто хочет дать себе подобным право голоса. Он возражал против этого, знаете ли.
— Нет, не знаю. Но наверняка он придерживался того же мнения, что и большинство в парламенте и по всей стране. Подавляющее большинство.