В том году преступники совершили еще три покушения на жизнь Холмса, причем все в один день. Утром неподалеку от нашей квартиры, на углу Бентинк-стрит и Уэлбек-стрит, на него на полном ходу налетел пароконный фургон. Мой друг едва успел отскочить на тротуар: стоило ему замешкаться хотя бы на долю секунды, он бы погиб. Повозка быстро скрылась с места происшествия.
Не прошло и часа, как на Вир-стрит детектив снова столкнулся со смертельной опасностью. На этот раз прямо у его ног раскололся на мелкие куски большой кирпич, упавший с крыши дома. Вызвали полицейских, но они заключили, что лошадьми управлял умалишенный, а кирпич сбросило ветром со штабеля, приготовленного для перестройки верхнего этажа.
Вечером на Холмса напали открыто: посреди темной улицы какой-то громила попытался вышибить ему мозги дубиной. Предполагаемая жертва нокаутировала преступника, и он был передан в руки стражей порядка.
Однако теперь ничего подобного не происходило. Мой друг был поглощен расследованием трагедии на Моут-Фарм, однако тут, казалось бы, мотивы для убийства сыщика отсутствовали. Тем не менее, припоминая те давние покушения на его жизнь, Холмс нередко говорил, что в основе внешне не связанных между собой происшествий может лежать один крупный преступный заговор. Он называл это «мощной организующей силой, которая вечно стоит на пути правосудия, заслоняя бандитов и убийц своим щитом». Люди, которым эта сила подчинялась, безусловно, отдали бы все, лишь бы уничтожить Шерлока Холмса. По его уверениям, он продолжал ощущать их присутствие даже после того, как дело бывало распутано, не исключая случаев, когда детектив не принимал личного участия в следствии. Разоблачив профессора Мориарти, Холмс решил было, что монстр преступного мира обезглавлен. Однако на месте одной отрубленной головы у этой гидры вырастало множество новых.
Мориарти погиб, сомнений быть не могло. И все же я стал мысленно перебирать имена людей, которые имели особые причины желать смерти Шерлока Холмса. Правда, многие из его врагов сошли со сцены, но оставили после себя других, не менее люто ненавидящих сыщика. Не так давно мой друг на пятнадцать лет отправил за решетку герра Гуго Оберштайна, сыгравшего роль международного агента в деле о секретных чертежах подводной лодки Брюса-Партингтона. Холмс защитил и оправдал в глазах закона тех, кто избавил мир от Джузеппе Джорджано из лиги «Алое кольцо» – злодея, носившего на юге Италии заслуженное прозвище Смерть. Оберштайн томился в тюрьме, Джорджано – в преисподней, но за первым стояло иностранное правительство, а за вторым – банда головорезов, поклявшихся мстить. Не скрою, вспоминая недругов Холмса, я совершенно забыл о Чарльзе Огастесе Милвертоне.
По прошествии трех недель после исчезновения моего друга среди наших общих знакомых остался лишь один человек, к чьей помощи я еще не прибегал. Напрасно, ему-то и следовало поверить мои страхи. Это был Майкрофт Холмс, член-учредитель клуба «Диоген», что на Пэлл-Мэлл, в то время занимавший в правительстве пост главного советника по межведомственным вопросам. Я решил, что пора рассказать ему о пропаже младшего брата. «Он не просто советник британского правительства, – сказал мне однажды Шерлок Холмс, – иногда он сам и есть британское правительство». Тем не менее я сомневался в том, что Майкрофт в силах помочь. Страшно признаться, но мой внутренний голос твердил, будто мне не суждено больше увидеть того, кого я всегда считал лучшим и мудрейшим из людей.
Если у вас достанет терпения дочитать мое повествование до конца, вы убедитесь в моем заблуждении. Спешу заметить, что состояние, в котором я нашел своего друга, оказалось поистине печальным. Ко дню нашей встречи Шерлок Холмс уже представлял, как у него над головой покачивается петля. Также вы поймете, почему рассказ великого сыщика невозможно было опубликовать до сего момента. Даже теперь я время от времени спрашиваю себя, не лучше ли сжечь эти записки и все относящиеся к ним свидетельства, чтобы тайна умерла вместе со мной. После тех событий мы с Холмсом не слишком любили о них говорить. Но я и сейчас как будто слышу однажды сказанные им слова: «Вы честный человек, Ватсон, и беспристрастно поведаете миру о моем фиаско». Смею надеяться, потомки рассудят, что в этом поражении Шерлок Холмс поднялся до таких высот, каких не достигал ни прежде, ни впоследствии.