— Степка, не вылезай, а то отец убьет, страсть как рассердился.
— Может, мне бежать?
— Куда ты побежишь, дурачина? Отец будто бы собирается завтра ехать к уряднику. Может, умаслит, его.
— Не надо, я лучше убегу.
— Ладно, спи, а завтра будет видно. Мать говорит, искали тебя по всей деревне. И быть бы тебе в остроге, если бы не поветь.
— Паш, ты смотри не проговорись.
— Учи! Чай, я старшой!..
Пашка уполз, а Степка, сменив лапти на валенки и надев полушубок, завалился в сено.
«Ладно, сегодня пересилю в сене, а завтра попрошу у Пашки на дорогу харчей и, как стемнеет, уйду лесами в Вятку…»
3
Начало смеркаться, а отец еще не возвратился. Домочадцы не садились обедать, слонялись из угла в угол, работать никто не мог.
— О-хо-хо, — вздыхала Ксения Афанасьевна. — Вдруг отцу не удастся уломать урядника? Что тогда? Ведь засудят Степку-то?
— Бог милостив, Ксюша. Не до смерти же он зашиб этого борова. Небось очухался, коли искал парня по всей деревне, — успокаивала бабка. — Опять же и отец не с пустым карманом к нему поехал. Столкуются.
— Дай-то бог, дай-то бог, чтобы столковались. Сердце у меня изболелось. Всю ноченьку глаз не сомкнула…
За окнами послышался скрип полозьев и ржание лошади. Радостно залаял Тобка.
— Кажется, батюшка! — вскрикнула сидевшая у окна старшая дочь Мария.
— Пашка, скорей открывай ворота! — приказала мать.
Пашка, схватив шапку и шубейку, бросился во двор.
— Господи, помилуй! — перекрестилась старуха. Дверь распахнулась широко, и отец, грузно ступая, вошел в избу, бросил на лавку тулуп.
— Ну, мать, молись богу да зови этого буяна. Кажется, пронесло.
— Слава те, господи, — закрестилась старуха, — услышал мою молитву Николай-угодник.
— Ой, батюшка, Николай Никифорович, прямо ноги у меня подкашиваются! — запричитала мать. — Неужто правда?
— Уломал, умаслил антихриста. Зовите Степку.
— Он, должно, у кого-нибудь из дружков прячется.
— На повети спасается, — усмехнулся отец. — Пашка, покличь его, скажи — бить не буду.
Пашка оделся, неторопливо вышел.
— Девки, чего же вы сидите? — спохватилась хозяйка. — Быстрей собирайте на стол; чай, батюшка с дороги.
Девки засуетились, довольные, что дело оборачивалось счастливо.
Дверь скрипнула, вошел Пашка, а за ним весь в сене Степан.
— Явился, Аника-воин? — сурово глянул на него отец.
— Я, батюшка, за дело его ударил. Ведь последнюю корову у Дарьи отбирал.
— За дело? Да ведь тебя в острог закатать могли, дурья башка.
— Я за правду стоял.
— Молчи! Мал еще рассуждать… Вздуть бы тебя, надо, как Сидорову козу, да уж ладно… за вдову, да за малых ребятишек вступился… Садись обедать, а потом собирай струмент, утром, затемно, Иван уверяет тебя в Вятку. Будешь работать в артели, у дяди Васи. И пока этот случай не забудется — глаз не моги казать. Даже на рождество не являйся. Иначе схватит тебя этот варнак — и поминай как звали… Мать! Дай-ка мне квасу скорей, ох, уморился я — сил нету…
4
Брат Николая Никифоровича — дядя Вася, суровый, бородатый старик — был артельным. Артель состояла из столяров. Работали по отделке дома оптового торговца, купца второй гильдии Мясоедова.
Дядя Вася, прочитав письмо Николая Никифоровича и выслушав рассказ Ивана, пальцем поманил племянника. Посмотрел на него с прищуром, насупив седые брови:
— Взять тебя возьму, но вольничать не дам. Это запомни! Жить будешь со всеми. Гулянки забудь! Еда известная: редька с квасом али с льняным маслом, похлебка да каша. Разносолов у нас не бывает. Деньги, что заработаешь, буду отдавать отцу. Знаешь, сколько ему стоило откупиться от урядника?
Степан, нахмурясь, склонил голову.
— То-то и оно… Если начнешь лодырничать или перечить — отправлю обратно. А что тебя дома ждет — сам знаешь…
— Домой не поеду, — упрямо сказал Степан.
— Стало быть — все! Прощайся с Иваном и айда, поставлю тебя на работу.
Столярное дело не было для Степана новым. Он его любил и знал. Но дядя Вася поначалу поставил его на черную работу — обстругивать доски: решил присмотреться, каков у племянничка нрав, какова сноровка.
«Должно, отец велел держать меня в ежовых рукавицах», — подумал Степан и безропотно взялся за рубанок. Он любил строгать. В этой работе были движение, размах, удаль. Ему любо было видеть кольцами вьющиеся душистые стружки. В их желтой пене рубанок плавал, как быстрый челнок. Шипяще-свистящие звуки радовали и веселили душу.
Целую неделю Степан строгал доски. Дядя Вася подходил к нему, любовался, но ничего не говорил, напротив — хмурил седые брови, посматривал сурово.