— Стоп, — прервала я монолог Канта, стараясь переварить хоть половину того, что он только что мне выложил.
— Я понимаю, что тебе сложно это принять, но у нас нет времени на разжевывание. Через полчаса банкет закончится, мастера и наемники начнут расходиться по своим комнатам, и я надеюсь, что мне не нужно объяснять, что с тобой сделает Палач если не найдет тебя на месте. Верно?
Утвердительно качнув головой, я зло посмотрела на него, но он лишь ухмыльнулся, продолжив свою тираду:
— Лабиринт кардинально перестраивается каждые три года: удлиняется, расширяется, появляются новые тупики и новые лазейки. В этом году он претерпел колоссальные изменения из-за сфабрикованного пожара, поэтому все будут в равных условиях. Но у меня есть для тебя кое-что. Это карта, на ней отмечены более вероятные тупики и несколько лазеек. Запомни или спрячь ее так, чтобы ее не нашли, потому что перед входом в ворота лабиринта вас будут обыскивать. Второе: с собой нельзя брать как холодное оружие, так и огнестрельное, пневматическое. Вы идете пустыми. Ваше оружие — это возможности вашего тела. И с этим возникают проблемы, так как мы прекрасно знаем, что ты та еще слабачка, — ухмыльнувшись, проговорил Кант, в то время как я хлопнула его по плечу. — Так вот, именно для таких случаев есть одно приспособление, которое ты найдешь в начале лабиринта в корнях ветвистого дуба. Три шприца с наперсток, в которых находится содержимое сильнейшего снотворного, но поправка в том, что в крови его не обнаружить и его применение не доказать. Его действие приходится на три-четыре часа, после возможна дезориентация на несколько минут и слабость, которые быстро проходят. Это твоя перестраховка, но не трать ее впустую. А теперь я отведу тебя в твою комнату и исчезну, если ты этого захочешь, — завершил наемник, поднимаясь и утягивая меня за собой в плохо освещенный, выложенный камнем коридор.
Кант шел неспешно, практически бесшумно, как крадущийся в ночи дикий зверь, хоть здесь и не было толпы охраны и вездесущих камер, как в Замке; он явно осторожничал, останавливался перед каждой развилкой, осматривая смежные пути. Он был напряжен и крайне внимателен, продолжая держать меня за руку, вел за собой. Я же старалась не отставать от него и не сбиваться с заданного им темпа, ступая аккуратно по скользящему, выложенному декоративным камнем полу.
Войдя в отведенную мне комнату, он не стал зажигать свет, а лишь наглухо закрыл за нами дверь, подталкивая меня вглубь полумрака. В кромешной тишине слышалось лишь наше размеренное дыхание, и почему-то именно этот факт вызывал дрожь в моем теле и крайнее желание включить свет и прогнать этот дурман. Я сделала всего шаг назад, тем самым прижавшись спиной к груди Канта, и резко развернулась к нему лицом. Я не боялась его, хоть мое сердце и ускорило ритм, а пульс подскочил до невозможности, напротив, мне казалось его присутствие правильным, он должен быть рядом со мной. Но что-то грызло меня: усердно, дотошно и я не могла избавиться от этого чувства. Он должен испытывать отвращение ко мне после того, что увидел. Я должна ненавидеть его за то, что мне пришлось перенести. Но все иначе. Он здесь. Рядом. Со мной. И единственное, что мне по-настоящему хочется, так это снова прижаться к нему, хоть на мгновение почувствовать себя мнимо защищенной.
— Ты очень красивая, Рита. Хрупкая, слабая, совершенно не приспособленная к жизни в мире убийц. Именно поэтому ты вызываешь такой резонанс. Желание испытать тебя, испортить, покорить, — как будто лаская каждое слово языком, проговорил Кант, едва касаясь моего лица тонкими, длинными, как у пианиста пальцами.
Я не могла пошевелиться, вслушиваясь в то, что он говорил. Его прикосновения так разительно отличались от всех, что я ощущала за этот месяц, перевернувший всю мою жизнь, что я начала сомневаться в реальности происходящего, ожидая подвоха. На душе становилось тревожно, боязно, холодок прошелся по спине. Так было всегда, когда я ощущала себя уязвимой, так было и сейчас. Я о нем ничего не знала, кроме того, что мне довелось разузнать у Драко или услышать самой.
Я отстранилась, потупив взгляд в пол, обхватив себя руками, набравшись смелости, посмотрела на него снова: смиренно-выжидающего. Он возвышался надо мной, но не давил, не заполнял все пространство, не давая дышать, чем не брезговал мучитель. Он был другим, непохожим на остальных, и я это чувствовала, а, возможно, мне просто хотелось так чувствовать. Но одно я знала точно — мне не хотелось, чтобы он уходил.
— Скажи мне свое имя, настоящее имя… — мой голос прозвучал неуверенно, приглушенно, я проглотила собравшийся ком.
— Глеб, — односложно ответил наемник, сохраняя невозмутимую маску, что надел, как только я отошла от него.
— Как ты попал сюда?
Я знала, что это личное, прошлое, забытое, возможно болезненно, и не каждый готов о нем рассказать, но только таким способом здесь можно было узнать человека, и я не хотела его упускать.
— Моя сестра втянула меня в систему. Она была старше на несколько лет, смышленее, усерднее, тренировалась изо дня в день, но это не уберегло ее от смерти, — коротко ответил Кант, смотря прямо в мои глаза. — Еще вопросы?
— Нет, — полушепотом сказала я, нервно заламывая пальцы на правой руке.
— Вот и славно, — задумчиво прозвучал его голос.
Секунда и он прижимает меня к себе, решительно целуя мои губы в переполненном отчаянием и гневом поцелуем. Его язык проходится по ровному ряду зубов и скользит по небу, переплетается с моим, танцуя лишь ведомый ему танец. Я подчиняюсь, отвечая влажно, горячо. Запускаю свои пальцы в мягкие, русые волосы наемника, наклоняя его к себе еще ближе. Жарко. Его руки крепко удерживают меня, но при этом не причиняют боли. Это схоже с безумием. Мы растворяемся в ощущениях, не желая прекращать. Ласкаем друг друга, пробуем на вкус, окруженные жестокостью и болью. Сходим с ума за секунды в огне, что разгорается между нами, и тут же тушим это пламя, жадно хватая воздух. Короткий поцелуй, и Кант отстраняется от меня, забирая с собой остатки тепла. Я глубоко дышу, наблюдая за тем, как он, покачав головой, уходит, оставив меня.
Прикрыв глаза, я восстанавливаю дыхание; кусая губы, прихожу в себя, вторгаясь в реальность, и снова чувствую ненавистную мне боль с привкусом сласти.
Глава 22
Этой ночью я не смогла уснуть. Приняв позу эмбриона, я вслушивалась в раскаты грома за окном, в скрип веток могучих дубов, что гнулись под сильными порывами завывающего ветра и неустанно барабанящими ледяными каплями дождя, проливной стеной обрушившегося с небес. Развернувшаяся гроза бушевала, превращаясь в неукротимый ураган, что ранее вселял в меня страх, а теперь был так близок моему сердцу. Хотелось с головой окунуться в эту по-своему прекрасную стихию, пропасть в ней, не оставив и следа из прежней жизни. Но едва различимые голоса, доносившиеся с коридора, заставили меня подняться и вплотную подойти к закрытой двери, ведь один из них принадлежал никому иному, как Руслану, а вот второй определенно был женским, смутно знакомым.
— Она может погибнуть, — игриво протянула девушка.
— Ты на это рассчитываешь? — холодно, с нотками недовольства произнес мучитель.
— Нет. Я уже давно ни на что не рассчитываю.
Глухой звук отозвался рядом с дверью, как будто что-то вжали в стену, точнее кого-то и этим кем-то определенно была девушка, которую сейчас зажимал мучитель. Мне стало не по себе. Я занервничала, кусая обветрившиеся губы, но мои ноги как будто приросли к полу, и отступить я уже не могла, продолжая бесстыдно вслушиваться, ожидая услышать хоть грош важной информации, которая могла проскочить в их разговоре.
— Но продолжаешь приходить в мою спальню?
Тембр его голоса был излишне искусно подобран, а вот стон, сорвавшийся с губ девушки, стал для меня неожиданностью, от которой неприятная дрожь прошлась по телу, заставляя обнять себя за плечи. Он касался ее, определенно касался: горячо и властно, и она этого хотела, она хотела его, нетерпеливо расстегивая ремень его брюк так, что пряжка отозвалась звонким звуком, вскользь соприкоснувшись, по всей видимости, с чем-то металлическим.