Роза. Розали… Даже сейчас это имя отдает болью в висках. Выбивает воздух из легких. Душит. Забирает почву из-под ног. Сокрушает. И с каждым разом становится все сложнее прогонять ее из своей головы стоит лишь посмотреть на ту, которая сейчас обнимает себя руками и дрожит.
Сам Господь издевается надо мной. Как? Как они могут быть так похожи? Почему я не могу отключить в голове постоянно всплывающий образ той, что в клочья разорвала мою душу? Почему я заставляю страдать ту, которая даже понятия не имеет о том, что жрет меня по кусочку? И когда уже этот круг замкнется? Когда я смогу вдохнуть спокойно, не боясь задохнуться и сгореть в агонии прошлого, что следует за мной по пятам, не давая времени на передышку? Когда я начну жить настоящим?
— Останься здесь. Тебе не стоит видеть то, что мы собираемся сделать, — сухо произнес я, поднимаясь и отставляя кружку.
— Хорошо, — согласно кивнув, потупив взгляд в пол, ответила девушка, заламывая пальцы.
Свежий, прохладный воздух овеял меня, как только я покинул пределы пещеры. Отрезвил мысли. Вернул к реальности. Суровой и жестокой реальности, к которой я давно привык, которую вкушал с наслаждением. Я взял с собой лишь два своих любимых кинжала, отлавливая взглядом Арчи, который умывался теплыми водами и разминал шею.
— В последнее время ты слишком часто срываешься, — подойдя к нему, проговорил я, в то время как он выровнялся.
— В последнее время ты слишком часто размениваешься по пустякам, — в тон ответил Жрец, сверля меня негодующим взглядом.
— Что не так? — вопросил, с вызовом посмотрев в ледяные глаза друга, который не пытался скрыть своего раздражения.
— Ты у меня спрашиваешь?! Это я должен задать тебе этот вопрос. Какого хера я видел? С каких пор ты разрешаешь ей вылизывать свои гланды? — практически рычит Арчи, вплотную подойдя ко мне, едва не сталкиваясь своей грудью с моей.
Я был выше его на несколько сантиметров, и это давало мне преимущество, я мог смотреть на него сверху вниз, отчего он закипал сильнее. Злость так и сочилась из него, как и привычная ему ревность. Ревность меня, конечно. Не псих ли? Однозначно псих. Вот только я понимаю, что он переживает. Так сильно переживает, что готов раскроить череп Рите, а потом сделать трепанацию черепа мне, чтобы я и думать забыл о ней и о Розе. Впрочем, это был бы неплохой вариант.
— Это смешно. Это даже поцелуем назвать нельзя, — какого-то беса стал оправдываться я, а червь сомнения стал закрадываться в мои мысли.
В чем-то Арчибальд был прав. Даже это легкое соприкосновение губ для меня значит больше, чем секс, а если я захочу большего? Если произойдет сдвиг по фазе и меня заклинит? Что если я снова окунусь в это дерьмо, называющееся чувствами, отношениями, любовью?
Как же мерзко это звучит. Изнутри коробит. Любовь — что это? Клетка? Капкан? Цепи? Ошейник? Возможно безумие. А может мучительная смерть? Сжирание себя по кусочку. Отравление организма ядом, расплавляющей его кислотой. И такое чувство, что все органы пустили через мясорубку, и кровавый фарш подали к столу, с украшением в виде нетронутого сердца. Еще бьющегося, практически живого, но сдыхающего, как и твоя жалкая сущность.
— Оправдываешься? Это жалко. Слишком жалко для тебя, — похлопав меня по здоровому плечу, голосом полным разочарования, непонимания произнес Арчи, и, развернувшись, последовал куда-то вниз по течению реки, а я следом за ним, ощущая, что меня макнули с головой в дерьмо, от которого мне не отмыться.
Оправдывался ли я? Да, скорее всего да. Но я не мог признать очевидного. Очевидного для него. Не мог позволить себе сознаться в том, что я сделал. Даже не мог мысли допустить о том, что я сам подпустил ее к себе. Сам стал рыть себе могилу. Очередную могилу.
Отогнав от себя все ненужные мысли, которые впились в мой мозг, словно клещи, разрушая и высасывая здравый смысл, я остановился прямо за Арчи, отмечая связанного и уже изрядно потрепанного паренька, которого едва ли не пригвоздили к стволу дерева. Рядом с ним стоял Джинн, ухмыляясь проделанной работе, который поклонился, как только мы подошли.
— Можешь оставить нас. Дальше мы сами, — сказал Арчи, на что наемник лишь утвердительно качнул головой и удалился. — Он твой, если у тебя есть вопросы. Мы особо его не трогали. Так, немного развлеклись, — обратился ко мне Жрец, а я шумно выдохнул, расценивая сложившуюся ситуацию.
Безусловно, я мог сейчас поиграть в зверя и выпытать у него все, что моей душе угодно, и мне было бы неважно, когда он бы стал врать для того, чтобы спасти свою шкуру от моих дальнейших действий, и раньше я бы сделал именно так, но только не сейчас, не тогда, когда мои парни остались хрен знает где без меня. Не тогда, когда злость сковывает мое тело от неизвестности и той анархии, которую они здесь развели. Не тогда, когда мне всадили гребаную одиннадцатую пулю, и неважно, что это был мой прокол, факт остается фактом. Не тогда, когда я чувствую необходимость в информации, которая откроет мои глаза и поможет сложить пазл воедино. И не тогда, когда мой названный брат начинает сомневаться во мне.
Сейчас я примеряю на себя роль охотника, который поймал жалкое существо, и которому нужно добраться до норы, чтобы вытравить и умертвить оставшихся. Потому что так будет правильно. Потому что так нужно. Мы не можем оставить даже одного гнилого пса за своей спиной.
Я присел на корточки, вглядываясь в юное лицо, подавив в себе все лишние эмоции, сделав ставку на холодный расчет. Кинжал в моей руке всегда смотрелся органично, устрашающе и сейчас он производил такое же впечатление, из-за чего паренек как-то нервно дернулся, сплевывая кровь, собравшуюся в его ротовой полости.
— Я задам тебе несколько вопросов. Каждый раз, если я буду слышать, что ты мне лжешь, я буду вгонять тебе иглы под ногти, потом, буду отрезать фаланги пальцев, после сами пальцы, далее последуют уши, нос, губы, член, все, что так или иначе выступает. Ты меня понял? — беспристрастно произнес я, наблюдая за зарождающимся ужасом в глазах юнца, который нервно моргнул подбитым глазом, смотря то на меня, то на Арчи. — Кстати, он, — указав на наемника за своей спиной. — Еще больший выродок, чем я. Исполосует так, что ты будешь умирать долго и мучительно. Так что слушайся Палача и будь хорошим мальчиком, пока он не избавит тебя от мучений.
— Я ничего не знаю, — продолжая мельтешить взглядом по мне и по Арчи, сказал паренек, а я приподнял ветку и быстро, методично заточил один из ее концов, чтобы в следующую секунды сжать ладонь юнца и вогнать заточенный конец ему прямо под ноготь, подрывая его с мясом, слыша едва ли человеческий вопль, когда сокрушительная боль обрушилась на него.
— Не лгать — это единственное, чего тебе не стоит делать, — без тени эмоций на лице проговорил, чувствуя, как губы Арчи растягиваются в кровожадной ухмылке за моей спиной.
Я не был удивлен. Он любил жестокость. Любил садизм. Так сильно, что порой терялся в этом. Погружался с головой. Я же относился к этой практике с некоторой опаской, потому что знал, что она может затянуть и тогда ничто не спасет мою грешную душу от кары.
— Как твое имя? — вопросил я, подобрав очередную ветку, и приступил к ее заточке.
— Лик…я Лик, — запинаясь, проговорил парень, стискивая зубы.
— Хорошо, Лик. Что ты здесь делал? — очередной мой вопрос, а юнец шумно сглатывает, испарина появляется на его лице, и я чувствую, что он снова собирается солгать мне, отчего меня коробит.
Передернув плечами, я вогнал очередную заточенную ветку прямо под ноготь, так, что кровь незамедлительно потекла по моим пальцам, а мальчишка стал извиваться, как уж на сковородке, оглушительно крича, из-за чего Арчи пришлось встрять и приглушить его крик собственной ладонью.