— Но у меня достаточно одежды, — постаралась возразить я, на что Вадим так пристально посмотрел на меня, что я была вынуждена заткнуться и молча с ним согласиться.
— Как тебе? Достаточно хорошо на твой вкус? — с ухмылкой вопросил мужчина, стоило мне только откусить еще один кусочек невероятного, тающего во рту мяса, отставив свой кофе в сторону, который, не удержавшись, отпила, под недовольным взглядом Вадима а-ля «как можно мешать все в кучу».
У меня же на это было свое мнение. В желудке все и так перемешается, не подерется, так что какая разница в какой последовательности и что есть? Никакой.
— Это изумительно, — не скрывая своего восхищения, проговорила я, мечтательно закрывая глаза, давая себе проникнуться столь невероятным вкусом блюда.
— Я рад, — удовлетворительно кивнув, сказал Док, а я с прищуром посмотрела на него.
Он явно что-то хотел рассказать или спросить, но оттягивал момент, из-за чего у меня начинали закрадываться неприятные ощущения, словно должно произойти что-то плохое, очень плохое и это меня тревожило почти так же, как и тысячи вопросов в моей голове, которые я хотела задать Вадиму. Может быть, баш на баш? Может быть, он согласится сделать мне одолжение и ответить? Впрочем, мне нечего терять, а незнание меня погубит, со стопроцентной гарантией.
— Вадим, помнишь, когда я только появилась в ваших рядах, когда нам удалось поговорить, ты сказал, что уже семь лет здесь, и то, что ты был вынужден оказаться замешанным во всем этом, — аккуратно начала я, на что наемник нахмурился, внимательно посмотрев на меня.
— Продолжай, — наколов на вилку спаржу, не сводя с меня глаз, сказал Док, когда я запнулась.
— Что это были за обстоятельства?
— Слишком любопытная, да?
— Наверно, — сделав маленький глоток со своего бокала, вымолвила я, решив, что другого шанса у меня не будет. — Драко рассказал мне, что его продал отец, когда он был еще ребенком. Мне сложно было в это поверить, но я верю. Он не хотел такой судьбы…
— Никто из нас ее не хотел, — жестко прервал мои размышления вслух Вадим, взяв мой бокал, и отпив из него немного. — Я попал сюда через Арену. Это место сущий ад на земле. Через него решают большинство конфликтов наемников, так как чаще всего убивать им друг друга просто так нельзя, а решать вопросы нужно. Арена — это Колизей под землей, на площадке которого в восьмидесяти процентах случаев дерутся насмерть. Там делаются бешеные ставки. Можно стать миллионером буквально за месяц, если тебя не сломают к тому времени или не убьют, чтобы ты понимала, о чем я. И меня туда пригласили, заприметив на боях без правил, участником которых я был с завидной регулярностью, — шумно выдохнув, словно ему было мучительно вспоминать прошлое, проговорил наемник, а у меня сжалось сердце от догадок, что могло вынудить его заниматься подобным, рискуя своей жизнью. — Там уже я познакомился с Русланом, и он предложил мне работу. Он прямо сказал, что его прошлому доктору снесло полбашки, и ему некем его заменить, а так как я учился на хирургическом, да и еще стояще дрался, я полностью ему подходил. Мне же подходила сумма, которую он был готов мне платить. К тому же, я мог забыть об Арене, как о страшном сне. Это если говорить о том, как я попал в Замок, а вот причина…
Я видела, как на лице Вадима отобразилась ничем неприкрытая боль. Такая ощутимая. Явная. Словно оголенный нерв задели. Я сглотнула, уже ругая себя за то, что задала такой вопрос, ведь знала же, что люди просто так не связываются с Системой. Не могут пойти на это добровольно. Не могут отдать ей свою душу. Свою жизнь. Только если не родились в ней. Тогда уже сама судьба все решила, и с этим ничего не сделаешь. Но обычные люди… Это должно быть что-то поистине ужасное, что может толкнуть в лапы этого безжалостного, беспринципного чудовища, обгладывающего мясо до кости, разлагающего душу, выгрызающего сердце, зовущегося Системой.
— Ты можешь не продолжать…
— Не стоит жалеть меня, — хмыкнув, поговорил Док, собравшись с мыслями. — Это унизительно, знаешь ли.
Он попытался съерничать. Даже выдавил из себя улыбку. Такую фальшивую, что она выдала его с потрохами. Он с треском провалился, и его чувства обнажились. Я видела то, что творилось у него внутри. Я видела его глаза.
— Я оказался здесь из-за болезни моей первой и единственной любви. Да, сразу отвечаю на твой вопрос: Детра мне нравилась. Очень нравилась. У нас был потрясающий секс и душевные разговоры, которых мне не хватало здесь, но я не любил ее. Испытывал сильные чувства. Да не мог не испытывать, но это не была любовь. Единожды полюбив, ты потом не спутаешь это чувство ни с чем другим. И я не путал. Я наслаждался тем, что мог получить, что чувствовал, но никогда не обманывал себя, что это любовь. Это не было так, — пронизывая меня взглядом своих глубоких глаз, внимательно отслеживая мои эмоции.
Сейчас он оголял свою душу передо мной, и я начинала чувствовать себя неуютно: ерзать на стуле, заламывать пальцы, отводить взгляд. Чего не должна была делать, не под каким предлогом. Я сама затеяла этот разговор, и должна была мужественно его выдержать.
— Так вот. Мы встречались со школы. Она понравилась мне как только я ее увидел. Такую хорошенькую, с белоснежной улыбкой, длинными волосами, которые вечно хлестали меня по руке, стоило ей резко повернуться. Она была для меня всем. Мы всегда были вместе. Мы росли вместе. Потом помогали друг другу с поступлением. Снимали квартиру. Мы были счастливы. Казалось, что у нас одно сердце на двоих, пока у нее не обнаружили рак, — запнувшись на последнем слове, проговорил Вадим, сжав кулаки.
— Не стоит…
— Нет, я хочу закончить. Позволь мне закончить. Я никому не рассказывал об этом. Никому. Только Руслану. Он знал все изначально, еще когда нанимал меня, чтобы если что, то надавить. И я его не осуждаю, потому что иначе не добьешься ничего. Если будешь бесхребетным.
— Вадим, это слишком тяжело.
— Это жизнь, Рита, она не всегда сахарная. И если у тебя не хватает смелости принять ее реалии, то не стоит и вовсе топтать землю, — сухо бросил наемник, когда я попыталась снова его остановить.
Мы смотрели друг на друга в упор, и я видела, как Вадим злился. Это чувство разливалось по его жилам вместе с кровью, отравляя его существо. Еще минуту назад он был раздавлен, а сейчас холоден и расчетлив, и это меня пугало. Теперь я поняла, что значили тогда его слова о том, что он не смог вернуться к прежней жизни. Чтобы не случилось, Система уже тогда забрала его душу себе. Пропитала каждую клеточку его организма своим ядом. Подчинила его разум. И он был всецело ее. Он как наркоман зависел от дозы, только его тяжелым наркотиком была тьма и практическая вседозволенность, власть, за которую он отдал себя, не обращая внимания на смрад мертвечины.
— У нас не было достаточно средств даже на начальном этапе, чтобы хоть как-то справляться с расходами, — прекратив наше противостояние, продолжил Док. — Я работал на трех работах. Спал по три, в удачные дни по четыре часа в сутки, но этого было мало. Всего было мало. И я стал продавать все, что у нас было, кое-как оплачивая лекарства для нее. Мои приемные родители отвернулись от нас. Сказали, что она труп. Нет смысла выкидывать деньги на ветер. Им еще нужно своих детей поднимать. Ее мать, оставшаяся одна, после того, как отец Марины…умер от инсульта, мало чем могла нам помочь, кроме как, дежурства у палаты своей дочери. И тогда от безысходности я записался на бои, так как в школе постоянно участвовал в соревнованиях. Удача улыбнулась мне. Я выигрывал больше матчей, чем проигрывал, — едва заметно улыбнувшись уголками губ, проговорил наемник. — А потом начался ад, потому что ее состояние ухудшилось, а лечение возросло втрое. Доктора говорили мне, что она не выживет, лишь ее лечащий врач убеждал в обратном. Он был так уверен. Так уверен. Сука, — ударив кулаком по столу так, что я подскочила, а на нас стали оборачиваться другие посетители ресторана, изрек Вадим. — Я услышал о боях с крупными ставками. Очень крупными, и меня сразу предупредили, что там никто не церемонится, если покалечат, собирать по кусочкам себя буду, если инвалидом не останусь. И я рискнул. Первый раз меня вынесли. Выбили все дерьмо. Вывернули руку. Обеспечили сотрясение. Ноги едва переставлял. Но, видно, во мне было столько адреналина. Я понимал, что если еще раз проиграю, то уже не смогу драться никогда, и Марина умрет, потому что если я начну есть через трубочку, мне самому понадобится тот, кто будет смотреть за мной. И знаешь, что я сделал? Я вернулся, срубив три победы в один день. И возвращался так месяц, пока меня не позвали на Арену. Пока моя жизнь не поделилась на «до» и «после».