Господина Анджея Квибса называют автором одной книги. Его роман «Виноградная лоза» переведен на несколько языков и выдержал уже два переиздания. Тиражи постоянно растут, поэтому господин Анджей – весьма и весьма обеспеченный человек.
Он живет в большом доме на окраине города и слывет очень нелюдимым и скрытным человеком. Когда к нему все-таки прорываются журналисты, господин Анджей очень неохотно отвечает на их вопросы. Говорят, у него много странностей. Например, ложась спать, он тщательно закрывает двери и окна и всегда выключает компьютер. На мизинце правой руки он носит тоненькое серебряное кольцо – явно женское, хотя никогда не был женат. А еще он совсем не пьет. И морщится, как от зубной боли, когда ему предлагают выпить какого угодно хорошего красного вина.
Февраль 2008 г.
Воскресенье
Каждое воскресенье Анна-Мария ждет в гости сына.
Она готовится к этому с самого утра.
Просыпаясь на рассвете, Анна-Мария с удовольствием думает, что сегодня будет счастливый день. Она станет смотреть на сына. Любоваться его загорелым лицом. Гладить длинные белокурые волосы. Трогать за руку – сильную, загорелую, совсем не похожую на младенческую беспомощную ладошку. Целовать в щеку, чуть покалывающую ее своей щетиной. И все это будет очень долго – целый вечер или даже больше.
Потом Анна-Мария спускает с кровати ноги и с кряхтением ставит их на пол. Старым ногам предстоит сегодня большая работа. Раз тысячу им нужно спуститься с крыльца и подняться обратно. На ужин будет цыпленок под соусом, как любит сын. И салат из молодого редиса. И пирог с ежевикой, а значит, нужно слазить в погреб. Словом, ногам совершенно некогда прохлаждаться.
Анна-Мария становится на колени перед распятием и шепчет молитву. Неторопливо и обстоятельно она рассказывает Богу, как прошел ее вчерашний день, как пройдет сегодняшний, сколько дел нужно сделать, чтобы вечер остался свободным. Бог понимающе кивает – действительно, дел много, ведь сегодня приедет сын.
Наскоро позавтракав, Анна-Мария принимается за дело. К вечеру все в доме должно блестеть. Сын любит распахивать окно и вдыхать аромат цветов, стоящих в вазе на подоконнике. И еще он любит ступать босыми ногами по только что вымытым половицам. Пол должен сверкать, как стеклышко. И нужно приготовить чистую скатерть и каждую складочку разгладить утюгом. О, ей совсем некогда скучать.
Анна-Мария хлопочет целый день, с беспокойством поглядывая в небо. Не случилось бы дождя! Сын любит сидеть на веранде и пить чай из фарфоровой кружки. Этой кружке очень много лет, за все время их скитаний по свету она не разбилась и даже не треснула. Это любимая кружка ее сына. Анна-Мария с удовольствием моет ее и споласкивает холодной водой. Потом она готовит ужин, засовывает в печь пирог с ежевикой и идет стирать. Платье на ней должно быть чистым, передник – накрахмаленным, а простыни будут сверкать белизной.
Ближе к вечеру Анна-Мария устает. Она садится на вымытое крыльцо и тихонько напевает, глядя в небо. Солнце клонится к закату.
Когда солнце касается верхушкой старой яблони в соседнем дворе, Анна-Мария идет умываться. Неторопливо и тщательно она растирает свое немолодое тело, потом обливается водой. Чувствуя приятную бодрость от купания, Анна-Мария надевает лучшее свое платье, уже висящее в спальне над кроватью, повязывает накрахмаленный передник. Волосы расчесывает, вздыхая, пропуская меж пальцами длинные пряди. Когда-то они были золотыми, а сейчас – седые наполовину. А скоро будет уже и не наполовину. Скоро, скоро. Но об этом не время думать, ведь скоро придет ее сын.
Анна-Мария зажигает в доме свечи и выходит на крыльцо. Прислонив руку ко лбу козырьком, она смотрит на дорогу. Уже пришел табун, и пыль улеглась, над селом разносится свежий запах хлеба и молока.
А потом звякает калитка, и Анна-Мария кидается навстречу. Она дождалась.
Они пьют чай, сидя на веранде, и сын рассказывает ей о своих делах. Анна-Мария радуется его успехам, внимательно слушает и изредка задает вопросы, кивая седеющей головой.
Отсветы заката скользят по их лицам, ложечка вертится в сильных пальцах сына и звенит о фарфор чашки. Анна-Мария рассказывает ему местные немудреные новости: у соседа родила корова, пастор на прошлой неделе заходил в ее дом, а еще обещают хороший урожай, но кто его знает, что может случиться. Сын шумно пьет чай из любимой чашки и временами удивленно присвистывает. А потом смеется взахлеб, и Анна-Мария думает, что он снова похож на маленького мальчика, который смеялся и щебетал почти без умолку все время, когда не спал. Небо наливается вечерней синевой, прохладный ветерок ползет по саду.
Анна-Мария выносит из дома большой платок в красную клетку и кутается в него. Ей немного грустно. Скоро сын уйдет, и она не увидит его до следующей недели. Так долго. Семь дней ждать. А потом снова летать по дому, сбивать масло и печь пирог. Но до этого еще – семь дней.
Наконец, сын поднимается: ему пора. Скрипят под его ногами ступеньки крыльца. На прощанье он целует матери руку, а она обнимает его светловолосую голову. Уже выйдя со двора, сын оборачивается и машет ей рукой. Анна-Мария долго смотрит на дорогу, залитую лунным светом, а потом поворачивается и идет в дом.
Войдя в комнату, она опускается на кровать и долго сидит, задумавшись. Гладит пальцами бахрому платка – этот платок сын привез ей много лет назад, приехав на последнюю побывку перед войной. Больше он не привозил ей подарков. Но подарков ей и не нужно, главное – видеть его, слышать его голос.
Когда ночь окончательно вступает в свои права, Анна-Мария раздевается, стелет постель и тушит свечу. Она долго не может уснуть. Потом, наконец, подходит к комоду, на ощупь выдвигает верхний ящик, где хранятся документы и старые письма, и достает оттуда пожелтевшую бумагу.
Анна-Мария гладит пальцами истертый на сгибах лист и шепчет текст. Ей не нужен свет, чтобы прочесть его. Она и так может рассказать наизусть, что сын ее, Йозеф Август Конрад, погиб в сражении за деревню N двадцатого октября очень далекого года.
Потом она убирает бумагу, ложится и быстро засыпает. Завтра будет новый день. А затем еще и еще. Их будет очень много – до следующего воскресенья.
26.03.2007 г.
Старая новая мама
Светлой памяти моей бабушки
Гильмизямал Ахметзяновой
Ребенок плакал уже вторую ночь. Он ревел так громко и отчаянно, что уснуть не мог никто – ни дети, ни взрослые. При этом он не был голоден, отпихивал от себя бутылочку с молоком и мотал головой. Малыш явно хотел к маме.
Днем его носили на руках все обитатели коммуналки. Мальчик успокаивался, прижимаясь к теплому телу, но стоило уложить его на кровать – начинал плакать вновь.
– Машка! – через всю квартиру кричала из кухни Галина. – Да возьми ты его на руки, зараза! Чего он у тебя орет?
– Откуда я знаю, чего он орет, – отбивалась двенадцатилетняя Маша. – Я детей не растила…
– Ты видишь, мне некогда? Видишь? Ну так помоги матери, чем по улицам без дела скакать…
– Иди, деточка, – вмешивалась приковылявшая из своей конурки Анисья Кузьминична. – Иди, поиграй с подружками. Давай мне Ванечку… маленький мой, иди сюда… Валенька, ты бы хоть здесь не дымила, – обращалась она к фронтовичке Валентине, беспрерывно курившей и кашлявшей на весь дом. Та послушно выбрасывала папиросу.
В разгар событий в квартиру заглянула соседка, с недоумением спросила:
– Люди, вы чего? Ай, обокрали? Что дверь-то входную не закрываете?
– Ой, Нюшка, – отмахивалась Галина. – Чего брать-то у нас? Долги наши?
– А что за концерт тут у вас? – не унималась соседка, проникая на кухню. – Чего вы все такие… как будто миллион потеряли?
– Потеряешь тут, – отвечала Галина, ожесточенно отскребая дощатый пол с облупившейся краской. – Тут не только миллион потеряешь – голову не найдешь.