Ковалев подпихнул меня к водосточной трубе, а сам направился к противоположной стороне дома. Там висела строительная люлька, и, наверное, Ковалев решил подняться на крышу, как тот маляр из рекламного ролика. Помните, он еще отвечает тетке с цветами, дескать, не знаю, какой номер дома. Тетка ждала-ждала, пока люлька спустится, наверное, целый час.
Вот и Ковалев хочет, чтобы я поднялся по водосточной трубе, а он, как белый человек, на строительном подъемнике совершит медленное и печальное вознесение к вершине оперативной славы.
Поправив воротник пальто, я вспомнил о пустыне и одиноком солдате. Война в Ираке подходит к концу, войска Дядюшки Сэма вовсю забавляются в пустынных песках, они там играют в волейбол, футбол, читают детективы и стреляют по мародерам. Я видел веселящихся американских солдат по телику.
Даже в пустыне нет места одинокому страннику, вздохнул я и, цепляясь полами пальто о железку, попытался залезть на трубу.
Нога соскользнула с холодного ободка, и я свалился на землю. В пустом дворе раздалось дикое ржание. Это корчились от смеха опера, те самые сумрачные опера, один — толстый и потный, второй — худой и маленький.
А чего они ржали, я так и не понял. Сами-то они уж точно не смогут забраться по водосточной трубе! Я сплюнул от злости и опять полез, цепляясь ногами за ее хрупкие бока. Труба дребезжала, тренькала, звенела, короче, вела себя неподобающим образом. Иногда мне казалось, что она вот-вот с грохотом рухнет на землю и я навеки останусь во дворе знаменитого дома на Пантелеймоновской улице, погребенный под се останками.
Вообще-то лез я красиво, так мне казалось. Но когда я зачем-то глянул вниз, наверное, чтобы посмотреть на ржущих оперов, у меня что-то замкнуло в голове. В детстве я боялся высоты, меня мама даже к врачу хотела затащить, но я так ревел, что она отказалась от этой мысли.
Переждав мгновение, я понял, что замыкание в голове оказалось временным явлением, и полез дальше, злясь на весь белый свет. Я решил, что больше не буду разглядывать этих двух, толстого и тонкого, оставшихся ржать внизу. И даже не смотрел на строительный подъемник, ведь у меня была цель — балкон Марии Александровны.
Перчатки превратились в клочья, и мне приходилось хвататься прямо за холодный металл.
Хорошо, что на улице весна, иначе мне пришлось бы отдирать руки вместе с трубой или наоборот. Я даже развеселился, представив себе картину — толстый и тонкий отдирают мои руки от трубы.
Неожиданно нога соскользнула, и я повис на руках, судорожно соображая, как бы мне вернуться в прежнее положение и утвердиться на трубе. Вместо этого я заболтал ногами, чем вызвал новый приступ веселья там, внизу. По-моему, на сей раз сила смеха утроилась, может, несчастный старикашка тоже примкнул к веселой компании? Вряд ли…
Вполне возможно, что к веселой компании пристроился Ковалев, он, наверное, передумал подниматься на крышу в строительной люльке. Неожиданно моя левая нога нашла спасительный выступ, по-моему, это был металлический крепитель водосточной трубы. Я поставил на него ботинок и подергал, проверяя на прочность. Немного передохнув от страха, я полез дальше. Назад дороги не было, вниз я спуститься уже не мог, по крайней мере без посторонней помощи. Для этой цели Ковалеву пришлось бы запрашивать подсобные силы из МЧС. Сейчас это очень модно, я имею в виду вызывать наряд МЧС, ну, там, кошка на дерево залезла или хозяйка ключи по ошибке в мусор выбросила. По телику часто показывают такие случаи. И мне стало грустно, почему, собственно говоря, Ковалев не может вызвать наряд МЧС. Нас бы обязательно показали по телику, а Мария Александровна весьма гордилась бы такими знаменитыми знакомыми. Пыхтя, я забрался наконец на ее балкон и, не глядя вниз, прильнул к стеклу. Окно не мылось, наверное, года три, а может, и все пять. Сквозь грязные стекла с дождевыми потеками и следами копоти я ничего не смог разглядеть. Снизу раздавались крики, свист, улюлюканье и какое-то подвывание.
Интересно, как бы они орали, если бы я все-таки свалился с этой проклятой трубы?
Я сплюнул скопившуюся в легких копоть прямо на балкон и снова прилип к стеклу.
Надо предложить Марии Александровне тимуровскую помощь по отмыванию окон от многолетней грязи. Кто-то деньги отмывает — кстати, я этих таинственных людей еще ни разу не видел в своей жизни, — а я буду отмывать окна Лузьенихи. Надо же хоть что-то отмыть в своей жизни!