Разве что с Юлиными плечами…
Я поднялся со стула, сделал ручкой, дескать, Рома, прощай покедова, и гордо удалился из «Люцифера».
Пусть занимаются расследованиями опытные сыщики, вроде Ковалева и Стрельникова, для них любое расследование — охота, жизнь, страсть и нерв! Кусок хлеба! Зарплата! Звание! Должность! Карьера!
А мне ничего не надо! Единственное, что мне необходимо, — это отмазаться от армии. Что я и делаю с превеликим удовольствием.
Возле дома я увидел вездесущего Резвого и, разумеется, безотказного Сударенкова. А Виталий Юрьевич настолько неприметен, что я никогда не могу его сразу увидеть. Пусть стоят, караулят, пока Рома соизволит совершить преступление века. Он вовсе не преступник, и я один знаю этот секрет.
Я остановил такси, но не маршрутное, а другое, светло-зеленое, с огромным маяком наверху «Казино «Фортуна», и помчался навстречу пропасти. Именно так съезжают в пропасть — на всех парусах, со свистом, с ветерком. Даже с песнями. В приемнике у таксиста звучала музыка: «Мне до звезды, я до бурды не жадный! Мне до звезды, я до еды не жадный! Мне до звезды, я до звезды не жадный!»
— Не громко? — спросил таксист.
Однако, вежливый попался, подумал я, а вслух сказал:
— Можно еще громче. — Второй раз в жизни я падал в пропасть и могу сказать, что это презанятнейшее мероприятие.
Так я мчался навстречу опасности и любви. Особенно мне понравилось сочетание — опасность и любовь! Коварство и любовь! Опять литература смешалась с жизнью, а где граница между искусством и жизнью? Кто ее обозначил? Почему мама жаждала привить мне любовь к литературе? Зачем? Для чего? Чтобы меня сверлили стволом пистолета? Чтобы заставляли лазать по водосточным трубам?
Чушь какая-то…
Мне не хотелось звонить Юле. Слишком обыденно: набрал номер, услышал голос и… и струсил. Или, наоборот, трус набрался храбрости. Кто испытал подобные терзания и муки, тот поймет меня. Я до судорог боялся услышать Юлин голос, вдруг она скажет в трубку: «А с кем я разговариваю?» Или вообще не узнает меня? Спросит миленьким голосочком, дескать, с кем имею честь? Я не переживу нового унижения.
Лучше уж встретить позор лицом к лицу и, главное, устоять, не упасть в обморок, не потерять сознание.
Примерно с такими мыслями я позвонил в дверь.
— Кто там?
Я спрятался от всевидящего «глазка». Пусть угадает, кто к ней пришел.
— Это ты? — Юля распахнула дверь, чуть не убив меня при этом.
Я еле увернулся. Опять мне угрожала опасность.
— Я! — Пришлось стукнуть каблуками, изображая бравого солдата Швейка.
— Почему не звонил? — Она подозрительно сощурилась.
— Работы много, дела, учеба, карьера, спорт, футбол. — Мне пришлось собрать в одну кучу все мужские устремления.
— Заходи. — Она приветливо кивнула.
Юля не виляла бедрами, не подпрыгивала, она не шла — она плыла по воздуху. Я такой походки никогда не видел. Обычно девчонки не ходят — они топают, как медведи, широко расставляя ноги.
Все от привычки носить брюки, объясняла мне мама, когда видела, как впереди тяжело идет некий бесполый марсианин.
А Юля парила в пространстве, она не шла, она не касалась пола, она вообще прилетела на землю из туманности Андромеды. Вот прилетела и осталась у нас, грешных, трусов и эгоистов.
Я не заметил, как окутался умилением с ног до головы. Умиление проникло в мои внутренности, и еще немного, и я бы загугукал, окончательно впав в детство.
Очередной приступ шизофрении, подумал я, пытаясь остановить процесс впадания в умиление, заодно и в детство.
— Рассказывай, — потребовала Юля, присев на стул возле окна.
Она сказала так, будто мы с ней только вчера расстались или вообще не расставались, будто время остановилось.
— Что рассказывать? Все отлично! Вот… пришел к тебе.
Больше мы ни о чем не говорили. Я забыл позвонить маме, я вообще забыл, на каком свете нахожусь. На том или на этом, на земле или в туманности Андромеды.
Юля ни о чем не спрашивала, она все гладила меня по спине, молчала, а иногда тихонько всхлипывала. Я не хотел ничего спрашивать.
Если захочет, сама расскажет, рассуждал я, как законченный эгоист.
Вообще-то я не рассуждал, окончательно потеряв способность ко всяким рассуждениям. Я подумал, что никогда уже не смогу рассуждать, а буду всю жизнь плыть вместе с Юлей в туманности Андромеды. Там не нужно рассуждать, к чему рассуждения в туманности?
А утром я осознал, что вчера совершил нравственное преступление. Это случилось просто: включился какой-то моторчик в голове, и мне стало ужасно стыдно.