По возвращении домой Ольгу – в духе лихих девяностых, втянули в чёрную "эмку" и увезли на окраину города. Там, двое насильников, долго насиловали, а после этого; сломленную, раздавленную и морально и физически, поставили перед фактом: утром она поедет в институт и заберёт свои документы. Затем поедет домой и, ничего не обьясняя родителям, соберёт свои вещи и уедет из города… Куда ? Да куда угодно ! И больше никогда не появится в Москве. И главное: если она кому либо расскажет о том, что с ней было; о том, что ей приказано, или напишет в НКВД – то сначала её родственников порежут на куски – живыми, а потом и до неё доберутся ! И в доказательство серьёзности сказанного один из насильников принёс в комнату щенка. С начал резать его ножом ! Живого !!! Щенок извивался в руках садиста визжал от боли, а насильник, с гнусной ухмылкой, продолжал резать щенка, пока его визг не перешёл в скулёж и тот не перестал дёргаться в окровавленных руках садиста… Как только Ольга не сошла с ума – она сама не поняла ! Ты всё поняла ? – спросил садист и девушка часто-часто закивала головой, как китайский болванчик…
Утром её отвезли к институту и она сделала всё так, как ей приказали: забрала документы; зашла в квартиру и, на глазах у изумлённой матери собрала свои вещи в чемодан.
- Передай отцу… - бросила она глухим бесцветным голосом пытавшейся бесполезно получить на свои вопросы ответы матери – что он виноват во всём, что случилось… И ещё скажи… - голос её налился лютой злобой – я его ненавижу и никогда не прощу ! У меня больше нет отца !!! Подхватила с пола чемодан и вышла из квартиры…
Ольга отправилась на белорусский вокзал и поехала в Тушино: там жила дальняя родственница матери. Приехала. Родственница, жившая к этому времени одна, Ольге обрадовалась. Правда на все расспросы отвечала немногословно: поссорилась с родителями и буду жить, пока, у вас. А пожилой женщине разве в тягость ? А через неделю подвернулась вакансия на место учителя в спец учреждение… Она мне сама это рассказала – в порыве откровенности между нашими "играми". А что до допуска мужских рук до женского тела ? Так она меня - поначалу, за мужчину и не считала, а уж после – когда вкусила все удовольствия, женское начало взяло окончательный верх !
Потому то классная и взъярилась, что такой уютный и сладкий мирок отношений с учеником – ни к чему не обязывающий, вдруг мог разрушиться из-за моих, по её мнению, глупых действий ! А более всего, видимо, её страшила потеря работы: стабильной и довольно хорошо оплачиваемой: спецу учреждение, как-никак, проходило по ведомству НКВД… А может я всё это себе напридумывал ? Знаю только одно: сажать себе на шею, даже сейчас, женщину-командира – увольте !!! Навидался таких там – у нас ! Мозгов нет – одни инстинкты !
Возвращаясь с обеда, вместе с Алишером в спальню, на пролёте между третьим и четвёртым этажом, то ли подвернул, то ли вывихнул правую ногу. Нога соскользнула со ступеньки; сорвалась вниз; скользнула по следующей и я рухнул на бок, удержавшись, впрочем, от падения вниз, схватившись рукой за железные перила. Дико вскрикнул, и лицо перекорёжила жуткая гримаса боли…
- Что ? Миха – что такое ? – присел рядом со мной Алишер…
- Нога… - простонал я – как бы не был перелом – болит страшно ! Приятель сунулся, было, к ноге, но я остановил его выкриком:
- Подожди ! И добавил уже спокойнее, но с болью в голосе – Пусть немного боль утихнет ! Провёл осторожно рукой по ноге - Крови, вроде нету… Посидел несколько минут и потянулся, гримасничая, к штанине. Мимо нас проходили девчонки и мальчишки; парни и девушки… Кто то останавливался, спрашивая – что случилось ? Я только молча отмахивался – мол, проходите… Наконец, потихоньку потянул штанину вверх. М… да… Угрожающая картина: лодыжка распухла; покраснела… И это за такое короткое время ! А вдруг там перелом ?!