Лепяев поморщился и решил заняться Челышем вплотную. Мерзавец! Его наглость перешла все границы.
Он скрестил ноги, взглянул на часы и подумал, что надо бы сегодня еще заглянуть в офис. Там его ждала милая молоденькая секретарша, за лишнюю сотню зеленых готовая абсолютно на все. При воспоминании о ней он мечтательно прикрыл глаза. Замаячившего перед глазами ее образа хватило вполне, чтобы учащенно забилось сердце.
Припоминая, как она лихо задирает свою юбчонку, возбужденно срывает с упругих нежно-розовых ягодиц узкие трусики и грациозно подплывает к нему с горящими нестерпимым желанием огромными бледно-голубыми глазами, Лепяев почувствовал, как приятно заныло внизу живота. Его лицо расплылось в сладострастной улыбке. Однако заметив на лице продолжавшего наблюдать за ним Челыша гримасу ненависти, он с трудом отогнал от себя волнующее видение. Потом подался вперед и медленно произнес:
— Я сказал свое последнее слово. — Выдержав паузу, он добавил: — На этом наше сотрудничество заканчивается. Я сыт по горло твоими бреднями!
Лепяев натянул на себя хлопчатобумажную рубашку с короткими рукавами, легкие летние брюки и, не попрощавшись, двинулся в обход дома к автомобильной стоянке.
Над оставшимися нависла зловещая тишина. Разрыв означал войну.
Челыш даже не шелохнулся, глядя вслед скрывшейся за углом дома фигуре бывшего босса. С усилием сдерживая гнев, тем не менее он был доволен таким оборотом событий. С этой гнидой ему никогда не удалось бы достичь того, к чему он стремился всю свою жизнь: к деньгам и неограниченной власти. Жажда единоличного могущества у него превратилась в манию, и с теми, кто вставал у него на пути, он безжалостно расправлялся. Лепяев был прав в одном: Челыш и в самом деле не был особо умен, но он брал хитростью, изворотливостью и бычьим напором. Когда цель была близка, он как таран шел напролом.
Некоторое время спустя до погруженной в молчание компании донесся звук удаляющегося автомобиля. На лице Челыша заиграла недобрая ухмылка. Все эти гневные сотрясения воздуха не произвели на него никакого впечатления, поскольку все стоящие люди из банды Лепяева были им уже давно перекуплены.
Челыш протянул руку к лежащей на столе пачке сигарет, вытащил последнюю, а скомканную коробку отбросил в бассейн. Прикурив от массивной золотой зажигалки, снова откинулся на спинку и большим сизым облаком выпустил вверх клуб дыма. В гробовом молчании он докурил сигарету до половины, отправил ее вслед за пачкой и обернулся к оставшимся:
— Что скажете? — хрипло поинтересовался он. — Может, тоже не терпится уйти?
Встрепенувшись, Ковалев с Трошиным нервно замотали головами.
— Ну-ну, не то, пожалуйста, дверь открыта.
Челыш осклабился. Он знал, что они никуда не денутся от него, и будут холить и ублажать до последнего вздоха. Он не умел ничего создавать, так что ему оставалось лишь брать созданное другими, и в этом он значительно преуспел. Точно также поставив перед собой цель прибрать к рукам Ковалева и Трошина, он добился своего. Он крепко держал этих головастиков в своих пухлых, но таких цепких пальцах. Стоило только затратить определенное количество денег и времени, — естественно в тайне от Лепяева, — как эти трусливые бабы сами приползли к нему на коленях. Они ударились в панику, как только получили некие копии документов, оригиналы которых хранились у его доверенного лица.
Поначалу, конечно, пытались взбрыкивать, но время с успехом залечило раненное тщеславие, и они, наконец, сдались. Хотя подавить их волю оказалось гораздо сложней, чем представлялось вначале. Челыш хвалил себя, что вовремя убрал возможных свидетелей, которые могли указать на него, как на истребителя инкассаторов. А найти подобных свидетелей, чтобы спрыгнуть с его крючка, как он знал, предпринимал и тот, и другой.
— Вы-то, надеюсь, согласны с моим планом? — резко произнес Челыш, переводя взгляд с Ковалева на Трошина. Парочка вздрогнула.
— Да, — ответили они в один голос и быстро переглянулись.
Хозяин дома был не в силах скрыть своего торжества. Еще бы они были против! Стоило ему показать собранный на них компромат прикормленному человечку из органов, и эту парочку на всем белом свете уже ничто не спасло бы от пули штатного палача.