— Да, хорошо.
Под взглядами уже сидящих Лемгюйс выбрал стул, равноудаленно отстоящий от соседей. Вполне закономерное поведение в незнакомой компании. Впрочем, представиться Лемгюйс все же не забыл.
— Оливер. Лемгюйс, — наклонил корпус он. — У меня тоже с памятью…
Крупный, по-военному стриженный мужчина с рубленым, маловыразительным лицом двинул квадратной челюстью.
— Крамер. Ларс Крамер.
Привстав, он шагнул через пустое пространство к стулу Лемгюйса и протянул для рукопожатия широкую ладонь. Почему-то казалось, что с памятью у этого человека не может быть никаких проблем. Проблемы с памятью, и в большом количестве, рисовались у тех парней, что встали бы у него на пути.
Штаны-хаки. Темно-зеленая футболка. Блондин.
— Лемгюйс.
Рукопожатие вышло крепким. Взгляд Крамера был пристальным, но без агрессии. Расположившийся слева от Лемгюйса всколоченный худой парень в спортивной куртке приветственно махнул рукой.
— Я — Эрчкер, — сказал он. — Билли Эрчкер.
— Студент, — усаживаясь на свое место, пояснил Крамер.
Лемгюйс кивнул.
Третьим участником собрания оказалась худая смуглая женщина лет шестидесяти, больше похожая на уборщицу, ожидающую пока помещение освободится. На ней был синий халат и чулки телесного цвета. В руках она сжимала плетеную сумку, из которой выглядывали листья салата.
— Это Мария Санчес, — представил ее Крамер, потому что женщина промолчала. — Она почти всегда не в себе.
Взгляд Марии смотрел в пол. Лемгюйс решил, что для терапии открылся самый настоящий Клондайк.
Не золотой только.
— Сегодня у нас вот такой состав, — сказала Вероника, выбрав стул между Крамером и Марией. — Оливер испытывает схожие ощущения, но вызвался пока только послушать наши истории. Свою я ему уже рассказала.
— Могу я, — вызвался Эрчкер.
— Не, парень, сегодня я, — качнулся на стуле Крамер, поморщился, повел плечом, отчего Лемгюйс подумал о ранении.
— Да, Ларс, — кивнула Вероника, — думаю, ваша история наиболее ярко подтвердит Оливеру то, в какой ситуации мы все находимся.
Лемгюйс коснулся блокнота в кармане пальто. Жалко, нельзя делать пометки.
— У вас тоже эпизод, и больше вы ничего не помните? — спросил он Крамера.
Тот хмыкнул.
— Я из Скоттсвиля, городка здесь по соседству, — сказал Крамер.
Никакого Скоттсвиля Лемгюйс не помнил, но кивнул.
— Пять лет назад я вышел на пенсию, я — коп, — Крамер выразительно посмотрел на слушателя. — Двадцать семь лет службы. Это все, что я помню о своем прошлом.
— А жена? Семья, дети?
— Оливер, вопросы потом, — сказала Вероника, скрестив руки на груди.
— Я не помню ни жены, ни детей, — сказал Крамер, вздохнув. — Они, видимо, не имеют понятия о моем существовании, поскольку не объявляются и не звонят. Я сейчас снимаю номер в отеле «Плейтон», у меня небольшая контора по поиску пропавших людей. Занимаюсь потихоньку разными делами.
Он усмехнулся и покачал головой, словно не верил собственным словам, не верил, что такое могло с ним произойти.
— С самого начала, Ларс, пожалуйста, — попросила его Вероника.
— Да-да, — сказал Крамер и вперился в Лемгюйса голубыми глазами. — Я ясно помню первое: в Скоттсвиле стали пропадать дети. В основном, девочки десяти-двенадцати лет. Потом их находили убитыми. Четыре трупа за полгода. Двух выловили из Фог-ривер, одну нашли в лесу к югу от города, еще одну девочку обнаружили на заброшенном ранчо Смитсонов.
— Мы о памяти? — уточнил Лемгюйс. — Не о маньяках?
— И о маньяках тоже, — сказал Крамер. — Мое прошлое — это история о маньяке. Больше у меня ничего нет.
Лемгюйс потер ладони.
— Хорошо, я готов.
— Так вот, — сказал Крамер, — ко мне обратились Колман и Зои Бенчек. У них пропала дочь. Шла домой из школы и где-то между Третьей улицей и улицей Гаррисона исчезла без следа. Никто ничего не видел. Полиция оповещена, но прошло уже три дня, и никаких результатов. Именно с этого момента я и ощутил себя живым. Как сижу за столом, держу в руке фотографию, а Колман Бенчек с тревожной надеждой заглядывает мне в лицо. Все, что было до этого момента, не существует. Есть я, есть Колман, есть Зои на соседнем стуле, есть снимок, с которого улыбается в объектив темноволосая девочка.
Меня нанимают для поисков Лили Бенчек за сто пятьдесят долларов в день плюс расходы. Хотя шансов мало, о чем я родителям и говорю. Но Колман настаивает. Он считает, что полиция Смиттсвиля ничего не делает для поисков его дочери. А я напоминаю ему, что сам недавно там служил. Впрочем, я не готов отказаться от денег.