Лемгюйс протянул руку и убавил звук прежде, чем пронзительный голос певца ворвался в комнатку.
— Хватит, — сказал он, укладываясь. — Я бы тоже мог рассказать кучу историй. Правда, все они не для чужих ушей. Иногда такие клиенты попадаются — ой-ей. Только вот по моему опыту большинство необъяснимых событий являются необъяснимыми потому, что люди и не стремятся их объяснять.
Лемгюйс подбил подушку и воткнул в нее голову. На глаз ему попалась упаковка с пончиками, и он лениво отпихнул ее по полу к самой двери.
— Вообще, — пробормотал он вслух, засыпая и словно бы обращаясь к Тиму Уолбруку, — с памятью случаются весьма примечательные казусы. Был поезд или нет, мозг дорисует поезд по желанию хозяина. Мозг запомнит событие таким, каким оно на самом деле никогда не являлось. Но иногда происходит и обратное.
Лемгюйс переложился с боку на бок.
— Допустим, — совсем тихо проговорил он, — ты вообще не помнишь себя до какого-то времени. Означает ли это, что тебя до осознания этого факта не существовало? За тобой же тянется шлейф вещей, знакомств, поступков. Но они все словно бы не про тебя…
На следующий день Вероника застала Лемгюйса за поглощением лапши из китайского ресторанчика. Легкий стук в дверь вынудил его торопливо вытереть салфеткой соевый соус с губ и бросить бумажную коробку с лапшой в ящик стола.
— Да-да.
Он успел смахнуть крошки и поправить галстук.
— Здравствуйте.
Вероника явилась все в том же темном пальто, заметила справа от двери крючки вешалки и принялась расстегивать пуговицы. Когда она приподнялась, чтобы повесить пальто за петлю, Лемгюйс засмотрелся на тонкие икры, обтянутые кремовыми чулками.
Сегодня Вероника была в зеленом платье с оборками. На удивление, оно тоже подходило к ее глазам.
— Меня вы, кажется, все-таки запомнили, — Лемгюйс с улыбкой вышел из-за стола и галантно подвинул кресло.
— Спасибо.
Вероника села. В ее темных волосах искрились капельки влаги.
— На улице дождь? — спросил Лемгюйс.
— Нет, — Вероника взбила челку. — Какие-то мальчишки бросались пакетами с водой, и мне слегка досталось. Хотя я и была некомбатант.
Лемгюйс окинул взглядом кабинет в поисках полотенца.
— У меня, к сожалению…
— Ничего. Я уже все вытерла.
— И как вы себя чувствуете?
Спросив это, Лемгюйс вновь угнездился в своем кресле.
— Из-за мальчишек?
— Из-за вашей собаки.
— Все так же, — сказала Вероника. Она нахмурилась и словно в нерешительности перебрала пальцами ворот платья. — Вы, похоже, неправильно меня поняли в прошлый раз. Вы ужасно все перепутали.
— В смысле?
— Мне не надо что-то упорно запоминать после гибели Тритона, — женщина несколько раз с силой провела ладонями по складкам платья на коленях. — Дело в другом.
— В чем же?
— Дело в том, что это — не важно.
— Погодите-погодите.
Лемгюйс полез во внутренний карман пиджака за книжкой. Страницы зашелестели в его руках. Он поставил палец под строчками.
— Вот же!
— Что? — наклонила голову Вероника.
Выражение ее лица сделалось устало-снисходительным. Словно ничего нового, разумного Лемгюйс ей сказать не мог.
— Ну, вот, — повел пальцем он, разбирая записи. — Вероника Ларр. Ничего не помнит после убийства своей собаки. Собаку звали Тритон. Возможно, шоковое состояние вызвало временную амнезию. Как же не важно?
Женщина улыбнулась.
— Вы ничего не поняли.
— Я в этом специалист, Вероника.
— В непонимании?
— Вы хотите запутать меня? — спросил Лемгюйс, отклоняясь. — Или все, что вы мне рассказали, неправда? Тогда, конечно! Тогда я ничего не понимаю! Я ничего и не должен в таком случае понимать. Но если вы пришли, чтобы морочить мне голову, то потрудитесь заплатить полную сумму за сеанс!
— Давайте так.
Вероника придвинула кресло к столу. Интересный настрой, подумал Лемгюйс. Она осмелела. Заранее уверена? Или я не первый ее психотерапевт? Наверное, не первый. Это очевидно. Хм, и все остальные отступились?
— Смотрите, — сказала Вероника, проводя невидимые линии на столешнице. Ее длинные, тонкие пальцы без маникюра двигались завораживающе. — Вот я до Тритона. — Она вычертила длинный отрезок. — Тридцать два года — и ничего. Вот, что я хочу донести до вас, господин Лемгюйс. Ничего! Пустота! Потом, — пальцы обозначили крохотный, по сравнению с предыдущей прямой участок, — Тритон, его убийство, яркий, как взрыв, день, наверное, даже не день, а всего несколько часов… Вы следите?