Выбрать главу

Он остановил часы. Глаза Вероники были закрыты. Она сидела прямо, красивое, тонкое лицо было отрешенным. С минуту Лемгюйс стоял, глядя на угол стола и теребя цепочку в пальцах. Он думал, с чего начать.

— Вероника, вы слышите меня? — спросил он.

— Да, — тихо произнесла женщина.

— Вы спите, но можете видеть ваше прошлое. В нем нет ничего плохого или опасного, вам нечего бояться. Вы можете рассказать мне о нем.

— Да.

— Где вы были вчера вечером? Вспомните, пожалуйста.

— Здесь, у вас.

— Хорошо. А позавчера?

— Ходила на работу. Была дома.

— И где вы работаете? — спросил Лемгюйс.

Неуверенная складка возникла у Вероники над переносицей.

— В отеле… в офисе… — произнесла она.

— Как зовут вашего мужа?

— Стэнли. Кажется, Стэнли.

— Вы видели его вчера?

Пальцы защемили край платья.

— Я?

— Вы спите, спите, все хорошо, — сказал Лемгюйс, упираясь в стол бедром. С мужем, похоже, связаны не самые приятные эпизоды, подумалось ему. Переменим тему. — Вам тепло и хорошо. Тепло. Вы помните Тритона?

Улыбка тронула губы Вероники.

— Да.

— Опишите мне его.

— Он белый, в пятнышках. Смешной. Очень любопытный. Все время хотел, чтобы его гладили, играли с ним. Все время крутился у моих ног, просто прохода не давал. Хвост как палка. И страшно любил жареную индейку.

— Вы его купили или вам его кто-то подарил?

— Не знаю. Он… был.

Вероника умолкла.

— Просто был? — уточнил Лемгюйс.

— Да.

— И все же, постарайтесь вспомнить, откуда он у вас появился, — настоял Лемгюйс. — Может быть вы его нашли? Это важно.

— Нет.

— Вам не оставляли его соседи?

Лицо Вероники напряглось.

— Нет, я взяла его из приюта. Да, я помню. Взяла его из приюта.

— И это, наверное, случилось четыре года назад?

— Нет. Два. Два года назад.

— Что еще вы помните из того времени?

— Ничего, — тихо ответила Вероника.

Лемгюйс провел ребром ладони по углу стола.

— Попробуйте увидеть, — сказал он. — Это должно быть просто. Скажем, август, двадцать первое число.

Тишина.

— Хорошо, Вероника, — сказал Лемгюйс. — Мы перемещаемся в ваше прошлое. Прошлое, как река, несет вас к началу вашей жизни. Вы спите, а годы текут назад. Сначала вам тридцать два, потом — тридцать один, потом — тридцать. И вот вам — двадцать пять. Что вы видите?

Он с минуту ждал ответа, но не дождался.

— Вероника?

— Да, — услышал он шепот.

Лемгюйс наклонился.

— Вы меня слышите?

— Да.

— Вы можете сказать мне, где вы?

— Нигде, — ответила Вероника. — В кресле.

— Вы спите.

— Я сплю.

— Сколько вам лет?

— Тридцать два.

Лемгюйс нахмурился. Получается, Вероника выстроила психологический блок, который не снимается и под гипнозом? Неужели смерть Тритона послужила таким шоком, что напрочь стерла память до страшного события? Бывает ли такое?

Нет, сдаваться он пока не собирался!

— Вероника, в вашем сне вы видите всю вашу жизнь. Вы можете увидеть ваше детство, ваших родителей, ваши школьные годы. Расскажите мне о них, — попросил Лемгюйс. — Что вам особенно запомнилось?

Вероника молчала.

— Хорошо, вам шестнадцать…

Тишина.

— Десять…

Тишина. Лемгюйс мотнул головой и потер щеку.

— Вам пять, Вероника.

Ответа не было.

— Вероника.

— Да, — произнесла женщина.

Отозвалась она с неохотой, словно он ей мешал. Будил, черт побери!

— Что вы помните, Вероника?

— Тритона.

— Только его?

— Да.

— Хорошо, — вздохнул Лемгюйс. — Расскажите про Тритона.

Ему не хотелось слушать историю про собаку, но делать было нечего. Блок, блок на всем остальном. Это проблема. Какая-то удивительная дичь, по сравнению с которой поезд-призрак, нагнавший Тима Уолбрука, выглядит не таким уж удивительным и невозможным событием. А здесь, познакомьтесь, человек не помнит решительно ничего. Не существовало человека до убийства собаки.

А собака — существовала ли?

— Я слушаю, Вероника.

В тишине прозвучало: