⌠Интриганом и канальей прекомплектной■, ⌠христопродавцем■ величает Липмана герой повести Василия Авенариуса ⌠Бироновщина■, который ⌠при имени придворного банкира Липмана, бывшего в то же время шпионом, наушником и ближайшим советчиком Бирона, сердито поморщился■. ⌠Графским жидом■, продувной бестией, кровососом, пекущимся только о собственной выгоде и окружившим себя такими же отвратительными ⌠жуликами без роду и племени, алкавшими сребра и злата от России■, предстает Леви в романе-хронике Валентина Пикуля ⌠Слово и дело■ (1971). При этом Бирон, хотя и восторгается финансовым гением еврея, памятует о свойственном тому корыстолюбии. ⌠Подлый фактор, - говорит он Липману, - наверняка знаю, что тебе известны еще статьи доходов, до которых я не добрался! Ну-ка подскажи...■
Однако эти голословные обвинения и оскорбления в адрес нашего героя в прах рассыпаются при обращении к историческому материалу. Примечательно, что отличавшийся юдофобией испанский посол герцог Иаков Франциска Лириа-и-Херика (он считал иудеев ⌠народом грязным и свинским■) в сердцах назвал Липмана ⌠честным евреем■, а такая похвала дорогого стоит! Известно также, что Леви всегда был готов протянуть страждущему руку помощи. В критический момент он поддержал, причем совершенно бескорыстно, молодого ювелира, швейцарца Еремея Позье (1716-1779), задолжавшего немалую сумму и потому вздумавшего бежать за границу. Липман не только ободрил его и убедил остаться в России, но погасил его долг и предоставил выгодные заказы. По словам Позье, Леви будто бы сказал ему, что в России тот может ⌠честно заработать весьма приличные деньги■. Тот факт, что нашего героя называют ⌠честным■, и сам он говорит о ⌠честном■ труде, знаменателен. Как ни пытались марксистские идеологи втолковать, что коммерция суть ⌠торгашество■ и сродни жульничеству, сегодня cловосочетание ⌠честный бизнес■ является общепринятым и вовсе не воспринимается как оксиморон. Было и такое понятие, как корпоративный кодекс чести, ⌠честное купеческое слово■ (как потом скажет русский драматург Александр Островский). И Липман, надо сказать, слово свое держал крепко, в делах был надежен, и √ это знали все! √ на него всегда можно было положиться. Он знал счет деньгам, но работу свою выполнял безукоризненно и точно в срок.
Между прочим, в случае с Позье проявилось еще одно свойство Леви √ проницательность, дар распознавать людей. Ведь он поверил в молодого швейцарца, угадал в нем будущего любимого ювелира русских императриц, ⌠Фаберже XVIII века■, как того потом аттестовали.
Спешил он делать добро и попавшим в беду единоверцам. В 1734 году у шкловского еврея Кушнеля Гиршова неким поручиком Бекельманом и солдатом Иванчиным был украден малолетний сын, Берк. И вот последовал именной указ от 19 ноября о возвращении сына отцу и о наказании похитителей. Вдумаемся в сам факт: в России действует закон о недопущении иудеев в империю, а императрица вдруг озаботилась делом какого-то там еврея (да где? - в медвежьем углу, захолустном белорусском местечке) и приняла участие в его судьбе. И это заслуга исключительно Липмана: именно ему была отослана копия этого указа. Можно только догадываться, сколько дипломатии, такта, да и смелости, употребил Леви, чтобы побудить юдофобствующую самодержицу обратить внимание на его злополучных соплеменников!
Он, как и его европейские сотоварищи, ходатайствовал перед троном за своих единоверцев, и ему удавалось что-то сделать. По словам современника, он получил разрешение от императрицы ⌠держать при себе евреев, сколько ему угодно, хотя вообще им возбранено жить в Петербурге и Москве■. А историк Лев Тихомиров утверждает, что благодаря Липману в столицах прочно укрепилась целая еврейская колония. Факты свидетельствуют, что фигура Леви стала своеобразным центром жизни иудеев, как это было принято и в Европе, где вокруг придворных евреев группировалась обычно религиозная община. Липман поддерживал тесные отношения, и не только коммерческие, но и приятельские, с откупщиком Борухом Лейбовым (1663-1738). Тот жил в Москве, в Немецкой слободе, в доме ⌠у золотаря Ивана Орлета■. При этом Лейбов и его зять Шмерль, также проживавший в слободе, выполняли обязанности резников при Липмане и его слугах. В этом же качестве выступал и еврей Авраам Давыдов, который был на это ⌠благословлен от синагоги в польском местечке Копуст■. Давид Исаков и Авраам Самойлов состояли там приказчиками, а некий Файвес - писарем Липмана, и все они проживали ⌠у иноземши Болденши■. Эти иудеи часто наезжали в Польшу, в местечко Дубровна со значительным еврейским населением, где обосновался с семьей сын Лейбова Меер. Здесь, вдали от досужих глаз, была проведена брит-мила (обрезание) новорожденному внуку Лейбова Иуде, а также злополучному капитан-поручику Александру Возницыну, впоследствии сожженному за это на костре. И в качестве моэля выступал Файвес, который, как говорится в следственных материалах дела о Возницыне, был ⌠от рабинов благословен на обрезание рождающихся от жидов младенцев■.