Слышишь, отче: мы покинули ущелья, долины и пампу, и нас развеяло ветром по всем четырем сторонам света. Правда, есть и такие, кто удержался на пяди своей несчастной земли. Но и они, оставшись там, наверху, среди скал, охвачены гневом, пронизаны мыслью. Мы научились думать. Отныне мы не боимся смерти, ибо наша жизнь холодней и страшнее, чем смерть. Слышишь, отче: лишенья, побои и тюрьмы и дыхание смерти закалили нам дух и тело, и мы стали такими же сильными, как ты, старший наш брат. Куда нас вынесет река этой жизни? Неужели сила, которую вселила в нас смерть, не поможет нам перевернуть, перекроить этот старый мир?
Я живу в Лиме, в этом гигантском селении пришельцев. На песке, на слезах, собственными руками и собственной кровью, с песней на устах построил я свою хижину. И в доме моем стучит сердце реки моего народа, сердце его трав и цветущих деревьев, и отбрасывает тень на меня тяжелый деревянный крест, и порхает над крышей моей золоченый колибри.
Да, мы вторглись в каменное селенье наших врагов и потихоньку меняем его облик. Мы проникли в него нашими сердцами, нашей непогашенной улыбкой, нашей внезапной, как молния, радостью — радостью страждущего властелина небес. Мы обволокли этот город нашими песнями — и древними, и новорожденными. Ибо нам нужно смыть хоть малую часть векового позора с этой обители зла — смыть слезами ли, любовью ли, огнем — все равно. Здесь нас отныне тысячи тысяч. Мы сплотились — селенье к селенью, плечо к плечу, мы взяли в кольцо этот гигантский город, который некогда презирал нас и отворачивался от нас, как от конского помета. Мы же должны превратить его в селение людей, поющих песни и гимны всех четырех сторон нашего света, в город счастья, где каждому найдется работа по душе, в город, которому незнакомы ненависть и злоба и который чист, как снега на гребнях богов-утесов, куда не может доползти трупный запах зла. Да будет так, ибо так и должно быть, отче наш, так и должно быть во имя твое, — имя, накрывшее мир каскадом светящихся вод, озаривших нам душу и путь!
Покойся в мире
и жди, отче,
вслушиваясь и вглядываясь
в нас.
Видишь — я восстал, и мне хорошо.
Я пою твою песню,
я танцую твой танец.
Я научился наречью кастильцев,
я проник в тайну колеса и машины,
и вместе со мной растет твое имя,
и потомки пришельцев
обращаются к тебе
и слушают тебя[219]
с почтением, как опытного воина,
с благоговением смотрят они на тебя,
как на огонь,
в котором, сгорая, прозреваешь.
Заря не за горами.
Я слышал, будто в других народах
и землях
бывшие рабы стали орлами
и кондорами.
Спи спокойно, Амару!
Мы дойдем до высот,
которые тебе даже и не снились,
мы научимся ненавидеть сильнее,
чем ты ненавидел,
мы научимся любить крепче,
чем ты когда-то умел, —
любить любовью влюбленной голубки.
Не тревожься за нас:
вооружившись
такой любовью и такой ненавистью,
мы сумеем добиться того,
что тебе оказалось не под силу.
Ледяным озерам и черным ущельям,
синей мухе, предсказующей смерть,
и луне, и земле, и звездам,
и человеческому сердцу,
такому сильному и такому слабому, —
всему, что есть на белом свете:
и тому, что дышит,
и тому, что дышать не умеет,
и человеку, и голубю,
и песку, и камню, —
всему мы подарим радость и свет.
И священная смерть
будет бродить по нашему городу,
а не летать, как стрела или пуля.
Мир станет человеком,
а человек — миром,
по образу твоему, отче,
и подобию.
Снизойди же на землю, Богозмей, насыть меня своим дыханием, возложи свои руки на незримую ткань, спеленавшую мне сердце. Одари меня силой, возлюбленный отче.
КУБЕ
Перевод с испанского С. Гончаренко
Чтобы добраться до близкой
и ослепительной Кубы,
мне пришлось пройти, проехать и облететь
почти полсвета.
Виною тому те,
у кого вместо сердца — пачка долларов,
треклятые ненавистники всего человеческого.
И все-таки им не под силу разрушить мост,
ведущий к тебе, о светлый народ,
влюбленный в Человека.
Я лечу к тебе на крыльях
орла-самолета, не знающего усталости.
Подо мной проплывают снежные горы,
и сверкающие вершины кажутся мне
великанами, взявшимися за руки.
Великаны — это народы,
а каждый народ
олицетворен в настоящем Человеке.
И вот, пересекая бескрайние моря,
паря над робкими цветами и листьями,
над снежными бутонами гор,
над сумрачными тропами
тропической чащи,
где цветут деревья жизни и смерти,
я приближаюсь к тебе,
народ, влюбленный в Человека,
народ, одаривший Человека светом,
народ, одаривший Человека свободой,
народ любимой Кубы.
В чреве орла-самолета
уже звучит, Куба, твой голос,
голос державы,
населенной поэтами и учителями;
звучат слова,
вдохновленные верой в тебя,
верой, высокой, как солнце.
Куба, сегодня ты стала
зернышком целого мира,
зачином земной и небесной тверди.
Это бессмертное семя
дает жизнь вечному Человеку.
Куба, крошечная Куба,
ты воистину мала, и все же на свете
нет силы, способной тебя сломить.
Так малое зернышко
раскалывает скалу,
пробиваясь к солнечным лучам.
Дорогой мой, любимый народ,
сердцевина нового мира!
В светлом пламени твоем,
которое сродни огненному солнцу,
сгорают черные тени убийц
и восстает Человек,
достойный озарить вселенную
светилом своего сердца.
вернуться
Стр. 311. …и потомки пришельцев обращаются к тебе и слушают тебя… — Поэт не противопоставляет кечуанцев и потомков европейцев (метисов, креолов) и говорит об общей цели освобождения перуанцев.