Отец Францис велел позвать королевского лекаря. Вошел одетый в черное почтенный человек.
“В котором часу вы осмотрели тело Моралеса, и можете ли вы судить о часе кончины?” – задал вопрос заместитель настоятеля.
“Я осмотрел тело вскоре после полуночи. Я пытался вернуть Моралеса к жизни, но тщетно. Он скончался приблизительно за три часа до моего осмотра, то есть, немного позднее девяти”, – дал свой лаконичный ответ королевский лекарь.
После сообщения врачевателя в зале воцарилось недолгое молчание. Неясность положения опечалила лица короля и королевы. Рыцари переглядывались, словно надеялись найти разъяснения один в глазах другого. Простолюдины шептались. Потом вопрошающие взгляды обратились в сторону заместителя настоятеля. Отец Францис заговорил.
“Суд выслушал свидетельства, но задача его, увы, не стала проще, ибо сказанное здесь не рассеяло окутавший картину преступления туман. Есть приблизительное соответствие во времени между звуком шагов, часом выхода Моралеса из дома и моментом его смерти. Будь мы уверены, что сеньор Стенли оставался в своей комнате до одиннадцати, то его непричастность к убийству была бы очевидной, и мы должны были бы принять утверждение об украденном мече. Но вот беда: мы не знаем наверняка, кому принадлежали услышанные служанкой шаги – негодяю, похитившему меч, или сеньору Стенли! Я склоняюсь к мысли о невиновности подозреваемого, мой оппонент, глава Святой Эрмандады, держится противоположного воззрения. Общим обсуждением наш суд должен найти истину!”
“Почтенный отец Францис! – воскликнул глава Святой Эрмандады, – путь, по которому мы шли, не привел и не приведет нас к бесспорному решению. Вернемся к начальной точке – к признанию обвиняемого в ненависти к убитому и в намерении мести. Весьма вероятно, что дон Фердинанд Моралес, положение которого много выше положения его юного противника, отказал ему в удовлетворении. Тогда, одержимый отчаянием и враждой, не видя иного способа отомстить, сеньор Стенли задумал и осуществил злодейство. Ибо у общего нашего любимца не было других врагов, и кто бы поднял на него руку? Чтобы принять или отвергнуть это предположение, мы должны выслушать свидетельства, касающиеся признания подозреваемого”.
“Быть по сему! – воскликнул король, испытывая нетерпение решить дело поскорее, – у нас есть два свидетельства. И, да видит небо, если они не совпадут хоть на малость, пусть заключенный будет помилован!”
Был приглашен дон Луис Гарсиа. Его появление вызвало удивление многих и, прежде всего, самого арестованного. Новый свидетель изложил содержание бурной беседы между Моралесом и Стенли и не забыл упомянуть об угрозах обвиняемого убитому. Удивление Стенли сменилось негодованием и отвращением.
“Негодяй! – гневно выкрикнул Стенли в нарушение процедуры суда, не позволяющей обвиняемому говорить, не будучи спрошенным, – где вы прятались во время разговора и как проникли в дальний угол сада дона Моралеса? То не случайность, а подлый замысел шпионства! С какою целью подслушивали? Теперь судьба моя зависит от злонамеренного свидетеля! Пусть так!”
“Дон Луис Гарсиа! – воскликнул король, – судом не принимаются свидетельства, полученные бесчестным путем! Подслушивание есть бесчестие. Потрудитесь объяснить обстоятельства, приведшие вас в сад дона Моралеса!”
Низко поклонившись королю, Дон Луис смиренно ответил, что лишь любовь к истине руководила им, но, к несчастью, неумелостью рассказа он вызвал сомнение Его Величества в чистоте и благородстве своих целей.
“Дон Феликс, будьте добры, сопроводите к нам последнего свидетеля!” – воскликнул король Фердинанд, не удостоив ответом дона Луиса.
Глава 20
Самозабвенна женщины любовь,
Нежное сердце и тело хрупкое
Мгновенной силою полны!
(Миссис Хеманс)
Коль здесь тебя я вижу,
То мысль о смерти не страшит…
(Миссис Хеманс)
За скользкими речами дон Луис Гарсиа упрятал прямой ответ на вопрос монарха – каким образом он оказался свидетелем яростной ссоры. На его счастье король не стал допытываться, покуда не выслушал второе свидетельство. Увертки и непрямота дона Луиса были замечены, и он потерял последних из немногих своих почитателей.
Отказ суда принимать свидетельство на том основании, что личность очевидца не удовлетворяет нравственным канонам, современному читателю покажется лишенным здравого смысла, ибо противоречит прагматической цели правосудия. Однако, в Испании в тот давний романтический век честь и вера имели высший приоритет, и предъявленное королем требование дону Луису не вызвало удивления.