“Постойте, почтенный святой отец! – воскликнул Фердинанд, – ужасные слова сеньоры бессмысленны, ибо сказаны в безумии. Горе помутило ее разум! Взгляните, какими глазами она смотрит на заключенного! Нет сомнения – это взгляд помешанной! Дон Феликс, прошу немедленно увести донну Энрикес-Моралес! Ах, как права была моя Изабелла – она остерегала меня от этого жестокого шага… Боюсь, мы погубили несчастную Мари!”
“Призываю Ваше Величество проявить хладнокровие, – возразил королю отец Францис, – святотатственные слова произносились связно и не в бреду сумасшествия. Не позволим ускользнуть богохульнице, покуда не отдаст она долг почтения Святому распятию – символу нашей истинной веры! Не мешайте этому, Ваше Величество, спасите вашу душу от адского огня!”
Все силы духа сожгла Мари в пламени страшного признания. Месть церкви за многолетний обман, преследования суда инквизиции, угроза безопасности тайным единоверцам – обо всем забыла Мари, лишь одна дума стиснула мозг – любой ценой не погубить Артура. Теперь она стояла молча и перебирала запоздавшие мысли о чудовищной величине жертвы. Но слово сказано, и ничего не изменить. А отец Францис нависал напротив с распятием, гневно смотрел ей в лицо и ждал покаяния. Непосилен Мари был накал той минуты. Она разразилась истерическим смехом и упала без чувств.
“Не говорил ли я, что она безумна! – вскричал король, – к чему была эта жестокость? – добавил он, с укором глядя в сторону заместителя настоятеля, – дон Феликс, выполните, наконец, мою просьбу!”
Дон Феликс мягко и нежно взял на руки хрупкое тело и осторожно вынес из зала. Король исподлобья посмотрел на заключенного и увидел полный муки и огня взгляд, которым Стенли провожал Мари. Как и некоторые другие в зале, монарх подумал об истинной причине вражды между Стенли и Моралесом. Поневоле король стал больше доверять свидетельству дона Луиса Гарсиа.
Порядок был восстановлен. Раздосадованный очевидностью своей ошибки, отец Францис устранился от дальнейшего ведения суда и передал полномочия главе Святой Эрмандады. Тот потребовал от заключенного высказаться в свою защиту, но Стенли ничего не добавил к непризнанию вины.
Глава Святой Эрмандады выразил сожаление о несостоявшемся свидетельстве сеньоры Мари Энрикес-Моралес и принес благодарность дону Луису за ценное сообщение суду. Он указал на сложность обстоятельств дела, однако, по его мнению, имелось достаточно оснований признать Артура Стенли виновным в убийстве. Он просил суд провести широкое обсуждение, дабы приговор явился результатом общего решения.
Дебаты отличались продолжительностью и углубленностью. Совокупность фактов, свидетельств и улик позволила большинству священников и вельмож признать сеньора Артура Стенли виновным в убийстве дона Фердинанда Моралеса и вынести преступнику смертный приговор.
Однако, ввиду категорического отрицания заключенным его вины, королева Изабелла устами герцога Мурциа просила отсрочить исполнение приговора на один месяц. Это даст время Испании молиться за отыскание либо настоящего преступника, если им не является Стенли, либо за обнаружение бесспорных доказательств невиновности последнего. Заключенный будет переведен из тюремной темницы в башню замка. Если по истечении месячной отсрочки положение не изменится, то на Одинокой улице на месте убийства будет сооружен эшафот, на который возведут Артура Стенли. Его публично лишат знаков рыцарства – сломают остаток его меча и собьют шпоры с сапог. После этого он будет повешен, как простолюдин, совершивший убийство.
Ни один мускул не дрогнул на лице Стенли. Казалось, мысли его далеки от зала суда. Король благодарил почтенное собрание за деятельное участие и помощь. Изабелла удовлетворилась принятием отсрочки исполнения приговора. Святая Эрмандада не сомневалась в том, что никакие увертки не помогут обвиняемому избежать эшафота через месяц. Отец Францис нашел в себе силы сказать напутственное слово приговоренному. На этом суд завершился, и публика разошлась.
После суда возбуждение в Сеговии не утихло, но вошло в новое русло. Люди строили догадки о причине страшного признания Мари и о возможной романтической подоплеке вражды между Моралесом и Стенли. Лишь один человек не гадал, не тревожился, не жалел и не любил. Дон Луис Гарсиа составлял зловещие планы и действовал во исполнение их.