На миг мужество покинуло Мари. Она бросилась к ногам своего провожатого, хотела молить о милосердии. Но уста изменили ей, она не смогла вымолвить ни единого слова, лишь вопль страха и отчаяния донесся до ушей под капюшоном. Вздрогнув, плащ и маска отпрянули назад.
“Несмышленая! – ухмыльнулся провожатый, грубо подняв Мари с колен, – не я здесь командую, старшему инквизитору челом бей! – прибавил он, прекрасно понимая смысл нечленораздельных звуков, вырвавшихся из горла новой узницы.
Бесцеремонно подталкивая Мари, он ввел ее в небольшую комнату, отгороженную от общего зала черным занавесом. За покрытым скатертью столом сидели трое в масках – старший инквизитор и два его помощника. На столе белели листы бумаги. Твердость духа вернулась к Мари. Она пристально смотрела на каждого из мрачной троицы. Ненавидящее око срывает маску.
Лихорадка мысли соединила в одну цепь несколько звеньев – убийство мужа, улики против Стенли, обязанность свидетельствовать на суде, заточение в подвалах инквизиции. Прицельная последовательность событий. Одна и та же злодейская направляющая рука. Прозорливость ненависти не ошиблась – за одной из масок Мари узнала дона Луиса Гарсиа, старшего инквизитора.
Гарсиа почувствовал, что узнан. Ему сделалось досадно, что не успел открыться сам. Хотя, это не так уж важно. Власть у него, не у нее. Кивка головы или жеста довольно – и пытки, одна другой страшней, обрушатся на хрупкую женщину с презрительным взглядом и чистой душой. Он быстро укротит глупую гордость.
Инквизитор приступил к действу, называемому в этой тюрьме судом. Он обвинил Мари в богохульстве, ереси, оскорблении церкви. Затем подал ей лежавший на столе лист с перечнем некоторых высших семейств Испании и потребовал назвать тайно исповедующих иудейскую веру. Имя покойного мужа Мари было в списке. Гарсиа пригрозил, что если Мари не станет отвечать добровольно, то заговорит под пытками. Он утаил пока, что лучшее из ожидаемых ее зол – костер, без пыток перед сожжением.
Мари отказалась отвечать. Помощники принесли и положили на столе перед ней орудия пыток. Для примера самую легкую из них применили, дабы подсудимая не сомневалась в серьезности намерений инквизиции. Мари вытерпела и по-прежнему отвергала сотрудничество с преступным судом. Тут дон Луис Гарсиа заговорил о милосердии. Он примет во внимание ее возраст и пол и даст ей время подумать и сделать правильный добровольный выбор между признанием и настоящими пытками. Ей предоставят возможность размышлять наедине.
Помощники милосердного инквизитора сопроводили Мари в келью. В этой узкой и высокой комнатушке окон не было. Через щель в потолке проникал скудный свет – то ли отблеск дня, то ли луч лампады в зале над кельей. Мари довольно скоро потеряла представление о времени суток и о времени вообще – прошла неделя, две, три?
Арестантке подавали пищу через отверстие в стене. Рука с глиняной миской появлялась и исчезала. Скудость съестного навела Мари на мысль, что палачи избрали для нее голодную смерть. Силы ее истощались, но дух крепчал, и решимость не сдаваться и идти до конца оставалась незыблемой, ибо мужество питалось не жидкой похлебкой, а горячей молитвой.
Однажды заскрипела и открылась тяжелая дверь кельи, и на пороге показалась фигура в черном плаще. Вошедший поднял капюшон и осветил свое лицо масляной лампой. Мари увидела перед собой дона Луиса Гарсиа. Она выпрямилась, взглянула на него гордо и бесстрашно.
Глаза Гарсиа горели ненавистью и гневом. Велико было желание поскорее расправиться с проклятой гордячкой, нежные ручки которой не раз подносили ему чашу презрения, и он смиренно пил из нее ради восторга будущей мести. И вот, настал час расплаты!
Нечто новое мелькнуло в дьявольском взоре. К ярости прибавилась похоть. Он пожирал глазами хрупкую фигуру, исхудавшее, но прекрасное лицо. Душевная чистота этой женщины мутила его разум и разжигала страсть. Теперь, без свидетелей, Гарсиа предложил Мари другое условие избежания пыток. Ответные слова брезгливости еще больше растравили его злобу и вожделение.
“Голод, одиночество и мрак не помогли тебе? Мне стоит заикнуться, и пытки обрушатся на тебя. Эти муки не выдерживают люди посильнее телом и духом. Поверь моему опыту. К чему напрасная борьба?”
“Я обогащу твой опыт. Я, слабая женщина, приму смерть достойнее других!”