“Смерть? – улыбнулся он редкой улыбкой палача, – наши узники находят в ней спасение, которое нужно заслужить. Упрямство – это слабость под видом силы. Жестоковыйным мы не торопимся даровать смерть – пытаем, пока не добьемся своего. Мы хорошо знаем наше ремесло. А ты еще не пробовала боли!”
“Терзай плоть, но душа моя тебе неподвластна, и мною будет спасена!”
“У иудеев нет души, а значит и спасение – химера! Спасение для нас, а не для вас!”
“Будь это так, я б отказалась вовсе от спасения! Ваша вера – не Божья вера!”
“Оставь пустые увертки. Я пришел за разумным ответом. Эти стены слышали крики и видели муки. Я возьму силой то, что не даешь добром!”
“Ты грязный негодяй! Ты не сделаешь это! Бог остановит тебя!
“Я брошу вызов Богу!” – с сатанинской дерзостью произнес Гарсиа и шагнул навстречу Мари.
“Назад! Еще шаг, и я своими руками убью твою месть, твою похоть и себя! И Бог простит мне!”
Она обернула свои косы вокруг шеи, готовясь задушить себя.
“Глупая! – крикнул он и невольно отступил назад, – тупым упорством ты умножишь пытки. Твоя бравада происходит от неведения. С кем ты тягаешься? Так слушай же! Это я устроил так, что Моралес узнал о твоей лжи. Я отравил ему сладость жизни. По моему плану он был убит. Мною придумана решающая улика. Англичанин обвинен моим стараньем. Это я привел тебя на суд. Своей смекалкой я побудил тебя признаться в иудействе. Тебе довольно? Теперь не сомневаешься, что я погублю Стенли, если откажешься от моей милости?”
“Благородный Стенли отвергнет спасение такой ценой!”
“Возможно, так и было бы, но эти стены только слышат и видят, но не говорят! Кто известит его? Если бы чудом ты выбралась отсюда и огласила мои признания, то тебя, иудейку, казнили бы за клевету на святую инквизицию. Я позабочусь, и Стенли узнает, что ты могла выручить его, но отказалась, и смерть будет ему вдвойне горька”.
“Он не поверит. Ты не знаешь любви, и тебе не дано понять такое!”
“Поверит или не поверит – что мне за забота? Я нанял убийцу Моралеса, а потом своей рукой прикончил наемника. Я знаю, как хитро, не повредя себе, открыть имя исполнителя и избавить Стенли от казни. Жить твоему возлюбленному или умереть – зависит от меня, а, значит, от тебя”.
Дон Луис Гарсиа не дождался ответа. Он искал и не находил на лице своей жертвы знаки слабости.
“Я ухожу. Будешь моей и ответишь на вопросы суда – сохранишь жизнь Стенли и себя избавишь от пыток. Выбирай и быстро. Палачи будут наготове в мой следующий приход”.
“Ты замучаешь тело, но не замараешь душу. Я не стану спасать Стенли, предавая нашу любовь. Придет день, и невинные жертвы восстанут против тебя. Я сделала свой выбор. Уходи!”
Гарсиа молчал. Мари видела, как пена злобы выступила на побелевших губах. Дверь снова скрипнула. Старший инквизитор удалился. Она одна. Ей оставалось утешиться минутным быстротечным торжеством. Она стояла прямо и гордо, но мужество покидало ее. Мари бессильно опустилась на холодный пол и разрыдалась.
Глава 25
“Занесен топор над ним,
В полдень должен быть казним.
Добрый конь несется вскачь,
Полон сил, ретив, горяч.
Мчись вперед, мой верный друг,
Отдыхать нам недосуг.
Что о будущем гадать?
Только бы не опоздать!”
(Из рукописей Г. А.)
Очень скоро дон Луис Гарсиа осуществил свои угрозы, и Мари смогла убедиться в нешуточных намерениях инквизиции. Ее вновь доставили в зал правосудия. Ей предложили тот же вопрос, что и прежде – какие из благородных испанских семей тайно исповедуют иудаизм? Мари вновь отказалась отвечать. С этой минуты события не повторяли первый допрос. К Мари применили пытки.
Жестокость инквизиторов называют “зверской”. Навряд ли это справедливо: жестокость есть атрибут людей, а не зверей. Инквизиция желала примирить злодейство с чистой совестью. Мы не станем описывать беспощадность тюремщиков. Читатель может найти достаточно много документальных свидетельств их изуверств. Кое-что выпало на долю Мари – хрупкой, но сильной духом женщины.
Ради прекращения страданий некоторые узники готовы были предавать и оговаривать. Мари держалась стойко. Она не кричала, только тихими стонами утоляла жажду мести дона Луиса. Он нагибался к ней и злорадным шепотом спрашивал, не хочет ли она остановить пытки, начав говорить. Мари не отвечала ему.
Опытные палачи не торопились доводить мучения до крайних форм. Причинив страдание, они освобождали жертву, давали ей время прийти в себя, ибо в противном случае пытаемый терял сознание и уже не чувствовал нарастания боли. Тюремщики волоком доставляли Мари обратно в ее каменную келью – до следующего раза. В эти часы она почти не сознавала себя, не могла даже поднести к пересохшим губам кувшин с водой.