Существование евреев в среде католиков омрачилось еще более. И в особенности тревожной стала двойная жизнь иудеев, тайно державшихся завета предков.
Глава 4
“Он на войне был яростнее льва,
В дни мира был он кроток, словно агнец, -
Таков был этот рыцарственный принц”.
(Уильям Шекспир, “Ричард II”, перевод Мих. Донского)
Перманентные войны, которые в средневековые времена вела Испания в своих пределах и вне их, имели то несомненное достоинство, что взращивали храбрых ратоборцев, давая им непреходящий повод блистать доблестью, силой и смекалкой. Без этих качеств немногого стоил мужской характер.
Испанские монархи справедливо гордились замечательными воинами, имена которых славились на родине, да и в целом христианском мире. Благородные вассалы собирались под властью твердого нравом сюзерена – короля Фердинанда. В свою очередь королева Изабелла пользовалась всеобщей любовью рыцарей. Те боготворили ее и мужеством и отвагой добивались ответного расположения. Забыть былые ссоры междоусобья и отличиться верностью короне – таким был надежный путь к сердцу королевы, который избирали достойные ее благосклонности.
Английский рыцарь Артур Стенли, вынужденно покинувший свой край и вставший под знамена испанского короля, верно и благодарно служил Фердинанду и одновременно добавлял славы незабытой родине. Монарх любил и почитал рыцаря северной страны. Патриотические чувства не мешали королю поощрять иностранца, до конца доверять ему и давать поручения, требующие личной отваги и абсолютной лояльности. Арагонские и кастильские друзья Стенли признавали его королевским фаворитом.
Настало время представить читателю Фердинанда Моралеса – тезку правителя. Личными достоинствами и заслугами человек этот завоевал пиетет всех сословий и достиг высочайшего положения в дворцовой иерархии. Король не принимал решений ни в совете, ни в военном лагере, ни в суде, не выслушав мнения Моралеса. Скромностью и непритязательностью Фердинанд Моралес снискал любовь простых людей. Упоминание его имени неизменно сопровождалось всплеском добрых чувств.
Моралес начинал свою карьеру, служа пажом у высокопоставленного вельможи. Рвение, энергия и природный ум быстро доставили юноше признание. Возможно, мужская красота была ему в помощь. Молодой Моралес подружился с принцем Альфонсо, братом Изабеллы. Безвременная и таинственно-подозрительная смерть принца глубоко опечалила друга. Огорчение Моралеса не всем пришлось по нраву, и у него появились враги. Но благосклонность Изабеллы, которая защищала всех, кто был верен ее покойному брату, оградила Моралеса от бед. За преданность и прямодушие королева воздала Фердинанду Моралесу абсолютным доверием, сделав его своим постоянным посланником к супругу королю.
Велико было личное богатство Моралеса. Именно у него заимствовали средства на бракосочетание венценосные, но бедные жених и невеста – Фердинанд и Изабелла. И именно верный и изобретательный Моралес сопровождал начинающего монарха Фердинанда в опасных его вояжах по стране, насыщенной тайными врагами.
Монаршее признание, растущие сила, почет и связи – ничто не убавляло от простоты, доброты и сердечности в отношении Фердинанда Моралеса как к людям низкого сословия, так и к вельможам. Он по праву слыл общим любимцем.
Фердинанд и Изабелла энергично утверждали приоритет королевской власти в своих владениях, избавляясь от бедствий разноголосицы и неустройства, объединяя Арагон и Кастилью на благо общего интереса Испании. Душою преданный монархам, Моралес весь без остатка отдался воплощению королевских планов. За службой затянулось холостячество, казалось, он не замечал, что сердце пусто без любви.
Желая добра лучшему вассалу, Изабелла всерьез и в шутку упрашивала его найти избранницу и осчастливить суженую. Неужто в целом королевстве не сыскать достойной девы? Фердинанд Моралес с честью отвечал, что женится не ранее, чем мир снизойдет на родную Испанию, и он сможет предложить невесте не только любовь, но и безопасный и спокойный дом. Женское сердце Изабеллы сожалело о недостатке пылкости в таком замысле, благоразумия которого она, впрочем, отрицать не могла. Королева уверенно заявляла, что выбор Моралеса непременно будет безупречен и не повредит ни знатности рода, ни чистоте благородной крови, ни преданности родной католической вере. При этих словах он в глубоком и благодарном поклоне скрывал краску, заливавшую его лицо. Краснея, мы уличаем себя во лжи и очищаемся.