И виноват в этом ваш же земляк, житель вашего города некто барон Сидор де Вехтор. Это из-за него отменены все запреты.
В Головной Конторе посчитали, что Таможня несёт слишком большие убытки из-за этой блокады, совсем ей не нужной. И распорядилась отменить запрет.
О том, что это именно его докладная записка послужила спусковым крючком для принятия этого решения, князь благоразумно промолчал. Вряд ли эти лесовики знакомы с внутренней кухней таможни, но если же, всё же, когда-нибудь правда выплывет, то уж отбрехаться от них он всяко сумеет. Больно уж эти лесовики доверчивые оказались.
Вон как глазки сразу помутнели и оба лесовика о чём-то задумались.
Князь воспрял духом. Буквально пары слов хватило, чтобы из глаз этих матёрых убийц пропала жажда мести и убийства. Его убийства. Успех следовало закрепить. Тогда его миссия сидения в этом кабаке будет выполнена. Точно выполнена, и донесена до сознания этих двух.
Что главное?
Во всём виновен барон Сидор де Вехтор! Он один виноват в отмене запретов! С него спрос. Вот и разбирайтесь между собой, а таможню оставьте в покое. Она здесь ни при чем. Ни она, ни князь, как её представитель, ни кто-либо другой из таможенников. Они свои обязательства выполняют честно. И раньше выполняли, и выполняют, и впредь готовы выполнять
К обоюдному удовольствию.
Князь чуть ли не мурлыкнул от удовольствия, видя, насколько легко эти селяне проглотили наживку.
Плавная речь князя лилась и лилась тихим потоком, ласково журча на перекатах и успокаивая, обволакивая сознание лесовиков, навязывая нужное князю мнение. И, похоже, слова упали в благодатное место на унавоженную кем-то до него почву.
— "Есть! — мысленно похвалил князь сам себя. — В яблочко!"
Глаза Сильвестра Андреича смотрели теперь на него спокойно, и даже с неким участием, как бы выражая тем самым свое понимание и сожаление, что и князь в этом деле тоже пострадал. Хотя, спрашивается, с чего бы. Денежки то свои он давно получил. Да, наверняка уже и потратил.
Это теперь этим лесовикам непонятно что было делать, а таможеннику то что. Деньги получены, и получены вперёд, как здесь водится. А если у его клиентов возникли проблемы, то это уже не его дело. Это дело самих клиентов, разбираться с тем, кто им так поднагадил.
— "Вот пусть и разбираются", — довольно констатировал князь, подымаясь из-за стола и прощаясь за руку со своими клиентами.
Всё, его миссия была выполнена. Все стрелки переведены на барона, и таможня выведена из-под удара.
А вот как там будет теперь разбираться с этими людьми сам барон, князя уже не касалось. Его важные люди попросили подставить де Вехтора, он это сделал.
Теперь будущее его на таможне было обеспечено, уж слишком влиятельные враги оказались у де Вехтора, на которых сделал теперь ставку князь.
И, похоже, не прогадал. Завтра на работе его ждало повышение.
Тело князя нашли следующим утром под дальним глухим забором в каком-то глухом закутке во дворе трактира. Что он там делал и как оказался в том месте — неизвестно.
Его тело, без всяких следов насилия, обнаружили случайно, рано утром, когда местная портомойка, решив срезать крюк, хотела проскочить на соседнюю улицу короткой дорогой, воспользовавшись оторванной у забора доской в том углу.
Никто ничего не слышал. Но все почему-то сразу пришли к выводу, что князя убил кто-то из недовольных клиентов.
Подозревать будут Косого Сильвестр Андреича — Главу города Старый Ключ и Старосту того же города Худого Силу Савельича. Но, ничего, доказывающего причастность обоих к убийству так и не найдут. И практически сразу же обоих и отпустят, предварительно извинившись перед обоими.
Так дело и заглохнет — за отсутствием обвиняемых.
Князь ошибся. В таких делах, когда надо было свалить чей-то род, свидетелей не оставляют. Князь плохо знал историю, даже историю своей собственной семьи. За что и поплатился.
Три дня по возвращению домой никто Сидора не беспокоил. Это было просто чудо какое-то. Казалось, во всём мире вдруг наступила полная благодать и всеобщее благолепие. Настолько у него было спокойно и хорошо на душе.
Всё чем он занимался, заключалось только в мелких домашних делах по разросшемуся домашнему хозяйству и колка дров на зиму, за что он взялся, чтоб хоть чутка размяться и не терять форму. Но и это нисколько не нарушало установившегося в его душе спокойствия и благолепия.