Кошечка, закончив свою короткую трапезу, принялась вылизывать лапки и намывать мордашку. Щенок же, насытившись, приметил поблизости еще одного пушистика и пошел проверять что же у того в миске. При виде маленького пса котенок замер, тихо ворча и отступая в сторону. Серая шерстка встала дыбом. Когда малыш ткнулся в Майдин, та осторожно коснулась его.
«Злюка! Я больше!» - звонким колокольчиком проскользнуло в голове девушки. Она удивленно замерла, смотря на кошечку и слушая ее шипение. Быстро взяв ее в руки, Май усадила ее на колени. Зверек поглядывал на щенка теперь сверху вниз, но, по крайней мере, перестал шипеть. Все еще неспокойного зверька девушка стала поглаживать пальцами. Тот сначала замолчал, а потом и вовсе устроился на предложенном месте, наблюдая за тем, как щенок немного попробовал из его миски, прошелся до оставленной Майдин у входа корзинки и обнюхал его.
«Тепло. Приятно,» - повторил колокольчик. Девушка стала гладить малышку медленнее, вдруг осознав, что слышит то, о чем думает ее живой подарок. Ну, или пытается по-своему сказать.
«Хорошо. Спать хочу!» - звякнули в третий раз. Повернув к гладящим пальцам светлое пузико, кошечка широко зевнула и свернулась на коленях калачиком.
- Ну, и спи! – с улыбкой шепнула она котенку, продолжая гладить.
С того дня жизнь в новом доме стала для Майдин практически однообразной. Утро начиналось с того, что Даяр уходил в лес. Его супруга больше не ходила с ним, по крайней мере, не слишком-то и просилась – ей хватало общества пары питомцев, но, если она вновь и попадала в лесные просторы, то обычно занималась сбором поздних ягод или орехов наедине со своими мыслями. Немногословный оборотень лишь издали следил за ней, занимаясь своим делом. Но уже через полмесяца это стало тяготить Май. Отрадой стала Ланара, как-то раз зашедшая в гости с мужем-Вайрамом, а после и вовсе зачастившая. Она-то и помогала подруге время от времени выходить развеяться от домашних дел.
А вот последних постепенно становилось все больше, но – привычно. За работой Майдин практически не замечала часов. Как и говорил Даяр, ее местом стал дом – уборка, приготовление еды и заготовки некоторых запасов на долгую снежную зиму. Тем еще открытием для девушки стала кладовая, занимавшая большой подпол с входом через двор и узкую лестницу через кухню. Однако, с последней бочкой солений оборотень первый вход крепко запер «до поздней весны».
День в трудах и иногда с болтовней с Ланарой. Порой, конечно, захаживали сестры зверя-мужа обменяться на кой-какую дичь, но раз или два посетили молодую семью родители Даяра – Ярелина и Кводар, - но Май даже не представляла себе как ей вести себя с ними. Она чувствовала глубокое, но очень трепетное тепло, исходящее от обоих оборотней, и ее очень тяготило отсутствие ее собственного. Майдин не могла не понимать, как они переживают и за нее, и за их сына, но и представить не могла чем она может хоть как-то облегчить их скрываемую боль.
Слишком явно Май видела радость Ланары. При виде своего мужа она превращалась в клубок радости и восторга, и те не исчезали, когда Вайрам отлучался по делам, оставаясь яркими искорками в ее глазах. Ну, в их случае не было смысла спорить или жаловаться – девица задолго до замужества грезила быть рядом с нелюдем, а тот, получив жену, вряд ли до этого спал и видел, что его когда-либо будут настолько сильно обожать и боготворить.
По сравнению с этой парой Майдин чувствовала себя костром, в который не только перестали подкладывать ветки, но и залили водой обреченности. Может, она уже куда реже вспоминала про брата и сестру днем, но не засыпала никогда, не думая о судьбе детишек. Однако, ее собственная жизнь слишком напоминала хмурый дождливый день с редкими проблесками скупого на тепло солнца. И от этого становилось не столько больно, сколько горько, а потом – безразлично. Последнее было самым страшным – будто живешь вообще без смысла и желаний. А какой смысл, какие желания должны возникать, когда единственный, с кем можно было почти всегда поговорить не находил для тебя слов? Не находил, не пытался и вряд ли хотел.
Такое отношение оказалось для девушки загадкой. Пытаясь разгадать эту тайну, она первое время присматривалась к мужу, вскоре забросив это занятие. Ей показалось, будто Даяр живет для работы и охоты, ради работы и охоты, и не мыслит и дня без труда. Настолько он был погружен в себя и дело, достраивая беседку в саду, чиня крышу или набивая кладовую припасами.