Умом Тринкет понимала, что поступает не совсем логично. И как бы она не хотела, но Эбернети был прав - они опасны и хотят её смерти.
Она все еще смотрела на яркий прямоугольник, и охранник потерял терпение:
- Ты идешь? - сказал он, ненавидя. Не Эффи, Нет. Скорее всё живое. - Может мне тебя подтолкнуть?
- Если не хочешь, можем уехать прямо сейчас, - тихо шепнул Цезарь.
- Нет, я в порядке.
Пару коридоров, несколько камер с заключенными. Она никогда не была заключенной. Даже в Тринадцатом.
Неожиданно, она вспомнила Китнисс, вспомнила как помогала ей снимать ролики. Сознание рисовало картинки. Она даже улыбнулась Фликерману. Наконец просветы в памяти.
- Мы пришли. Можешь, если не…
- Я в порядке, правда. Спасибо, Цезарь.
Дверь открылась. Девушка сделала несколько шагов внутрь.
Перед ней сидел мужчина. Глаза серые и безжизненные. Он скалился в остервенении.
- Ты! - прошипел он. Шаг к ней на встречу. - Испортила. Мне. Жизнь.
- Мне… мне жаль, - Эффи изумила его реакция, но она лишь склонила голову. Выражение лица заключенного не изменилось, та же ярость искажала черты.
Она вздрогнула, а потом поджала губы, вспоминая те самые глаза из сна.
- Какого. Хрена. Эта. Тупая. Сука. Решила меня навестить? - он кинул уничтожающий взгляд на охранника.
Эффи начала свой рассказ. Она готовилась всю ночь. Рассказала, как потеряла память. Спрашивала о той ночи. Её негромкий голос отдавался эхом в холодной комнатке. Только после тихого “за что?” она поняла на сколько глупо это выглядит. Мужчина слушал молча, по крайней мере сначала.
Зачем сплюнул с отвращением. Шаг и ещё шаг.
- Я убью тебя, - рычание и рывок.
Охранник еле успел подскочить, оттолкнув девушку к стене. Она выбежала, сталкиваясь с Цезарем. Слезы обжигали щёки.
- Так, тихо, посмотри на меня. Эффи! - она подняла взгляд. - Ты в безопасности. Поехали обратно.
- Нет! - её голос удивил Фликермана. Уверенный и настойчивый. Как будто бы и не было испуга.
- Ладно.
Она ожидала увидеть кого угодно. Что-то ужасное, хотя сомневалась, что удивиться после тех-самых-серых-глаз.
Ещё одна комната. Ещё один мужчина. Он сидел, рассматривая пол. Дверь закрылась за девушкой. На этот раз Фликерман зашел вместе с ней. Заключенный поднял немного отсутствующий взгляд, останавливая его на Эффи.
- Вы живы, - одними губами произнес он. - Я рад.
- Что с ними, Цезарь? - тихо спросила она.
- Это у Плутарха спрашивай.
Девушка сделала два шага на встречу к Первому.
- Вы рады?
- Я не хотел, чтобы Вас ранили. Не думайте так. Нет. Я пытался помочь.
- Зачем?
И он рассказал. Запинаясь. Обо всем. И Тринкет слушала, ненавидя себя, Капитолий, Панем. Её гребанный Панем. А после этот шепот. Будто бы мужчина ужасно устал, и больше не мог выговорить ни слова.
- Я хотел бы вернуть Вашу память, но не успею.
- Как? - послышался голос, заставляя Эффи вздрогнуть. Плутарх вышел из тени, настойчиво смотря на Первого.
Заключённый вздрогнул, будто его ударило током. Эффи прищурилась, глядя на Хэвенсби. Она почти ненавидела его, догадываясь в каких условиях находились заключенные. Но понимала, что это мелочи, по сравнению с тем, что мог сделать Сноу. Она почему-то верила этому человеку. И больше не чувствовала страха. Совсем ничего не чувствовала.
- Я бы мог приготовить его. Антидот, - мужчина говорил тихо.
- Вы уже пытались. Не получилось. Это не интересно.
- Мне нужно время. Нужна кровь этой девушки, для исследования.
- Плутарх, - её шепот заставил мужчину несколько раз моргнуть, словно приходя в себя. - Я хочу помочь.
- Эбернети это не понравится.
- К чёрту Эбернети! - выпалила она, удивляясь, что произнесла это вслух.
Плутарх улыбнулся, и Эффи знала, что он сделает всё, что нужно. Поэтому ей стало спокойнее, совсем не от улыбки Хэвенсби. Не от поддержки Фликермана. Это была реальная возможность вспомнить себя.
Цезарь облегченно выдохнул, покидая тюрьму.
- Я позвонил Тави, она скоро будет в Центре. Хотела обсудить предстоящее мероприятие.
- Тави? Она знает, что ты называешь её так ласково? - Эффи подавила смешок, заметив смущенную улыбку Фликермана. Такую искреннюю, совсем не ту, что блистала со всех рекламных щитов. Ей вдруг ужасно захотелось обнять его, такого настоящего. Её друга.
- Не говори ей, она меня убьёт своими подколками.
Добраться до бара не составило ни малейшего труда. А вот заставить заткнуться стилисту было куда сложнее. Девушка без умолку болтала о приёме и о том, что хоть немного затрагивало эту тему. Фликерман слушал её, не отводя взгляда. Буквально в рот ей заглядывал, и это чертовски нравилось Тринкет. Она наблюдала за друзьями, не переставая улыбаться. Вот они - настоящие и живые. Переполненные эмоциями. А она медленно вянет, как цветок во время адской засухи. Никаких эмоций кроме злости и гнева. Разве что в такие моменты как этот, она чувствует, что оживает. Когда рядом её родные и любимые. Мысли о Хеймитче просочились в сознание. И она чувствует что-то отдаленно напоминающее… Что? Любовь? Нежность? Желание?
- Слушай, ты ведь должна знать… - она замолчала, раздумывая спрашивать или нет. Но вопросительный взгляд стилистки заставил продолжить. - Мы с Эбернети хоть раз общались нормально?
- Не знаю. У вас с Хеймитчем всегда были такие отношения, - ответила Тави, потягивая напиток через трубочку. - Хотя вы так активно отрицали свою связь, что это казалось таким абсурдом, и конечно же служило поводом для сплетен.
- Раньше Панем диктовал свои условия. Особенно для победителей. Личная жизнь Хеймитча интересовала каждого ведущего. Но больше всего Сноу, пожалуй. Так они его контролировали, - констатировал Цезарь, пожимая плечами. - Они расправлялись с каждым родным для него человеком. Такова судьба победителей.
- Это ужасно, - шепнула Эффи.
- Эскорт тоже попадал под влияние Капитолия, родная, - поддержала Октавия. - Стилисты, гримёры, прислуга - за каждым следили. Но если менторов лишали родных людей, то с нами поступали куда хуже. Если везло - убивали, но почти всегда это тюрьмы, пытки и издевательства. Одна ошибка и твоя жизнь перечеркнута, - она сделала паузу, погружаясь в воспоминание.
Небольшая группа девушек скопилась у входа к бару. Они перешептывались между собой, спорили и совещались, от чего на лице Фликермана заиграла самодовольная ухмылочка. Все его внимание было адресовано им.
Октавия раздраженно фыркнула, наблюдая за ведущим, а через минуту продолжила, только тихо, так чтобы её слышала только Тринкет.
- Никто не скажет тебе, что у вас там творилось, родная. Но я уверенна в том, что вижу сейчас. Как он переживал тогда. Когда всё это произошло с тобой. Я знаю, он винит нас всех, но себя гораздо больше. Поэтому и злится.
Супер. Твои поступки, Эбернети, самые логичные и оправданные. Только почему мне от этого не легче? Нам всем только хуже.
- Всё поменялось, милая. Капитолий пал, теперь это совершенно другой город. И люди теперь другие. Теперь менторов нет, Победителей не преследуют. Они свободны. Чего не могу сказать о нас, - включился в разговор Фликерман, отбрасывая золотистые волосы назад. - Мародеры повсюду. Если ты капитолийка или капитолиец - тебе нужно выживать.