Выбрать главу

- Я был с Хэвенсби. Оказывается, мы неплохая команда.

Эбернети смотрит на неё, и у него, в отличие от капитолийки, ничего, кроме удушливой усталости, изобразить не получается. Потому что он вспомнил все случаи, когда Эффи Тринкет ТАК улыбалась. Так фальшиво, так странно. У него плохое предчувствие, вибрирующее в груди. Но он молчит, потому что знает, стоит ему сказать ещё слово, и всё полетит к чертям. Он полетит к чертям. В огромную черную дыру, что разрастается, словно опухоль, с каждым грёбанным днём. И он благодарен ей за эти попытки сохранить видимость “хорошего спокойного вечера”.

- Это очень замечательно, - она делает глоток алкоголя, смешно морщит нос и делает глубокий вдох. - Может быть он разрешит остаться? Ты хотел бы?

У Эбернети есть большая проблема.

Проклятие, клеймо на душе. На его костях выжгли метки вечных потерь, неудачливости, от которой не избавиться. Рядом с Эбернети лучше не находиться, а то сам наплачешься.

- Тринкет, он не оставит меня, - он готов был поклясться, что она облегченно выдохнула, но девушка больше не улыбалась, и он сделал вывод, что ему показалось.

Эбернети никого не подпускает близко. У него нет семьи, потому что он не хочет снова потерять её.

- Только не начинай. Можно подумать, ты хочешь поехать со мной… Хочешь?

Ему было уже наплевать на свои чувства. Выкурить сигарету, две, три - вот что ему хотелось больше всего на тот момент, но он знал, что ему бы не помогли ни сигареты, ни алкоголь, ни тяжкий, мучительный сон. Потому что ОН хочет, чтобы она поехала. Так не должно было быть.

- Нет, - тихо отвечает она.

Эбернети не хочет обзаводиться семьей. Но, кажется, уже слишком поздно. Он видит как сжимается её ладошка вокруг бокала, как её улыбка кажется надломленной и ненастоящей, как голубые глаза наполняются слезами. Да, было слишком поздно отрицать, что у него нет семьи.

- Мы ещё не прощаемся. Хэвенсби кое-что придумал на счёт Логана. Давай вернёмся к этому потом. Завтра, к примеру?

Сейчас она скажет ему. Потому что если вчера она думала, что без проблем уедет с Логаном, то сейчас эта идея казалась ей убийственно-неправильной.

- Ладно, - отвечает она, пожимая плечами.

Ладно?! Трусиха. Дура! Скажи ему. Скажи на счёт три… Раз, два…

- Ты до смерти тут сидеть собралась? Я спать, если что…

Она жмёт губы, боясь, что у неё не осталось сил сражаться.

- А если мы не поговорим. Ни завтра, ни через неделю… Если в один момент я исчезну…

Эбернети хмурится, стараясь понять, почему она задаёт этот вопрос.

- Ты не исчезнешь ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц или год. Поняла?

- Прости, - кусает губу и пробует улыбнуться правым уголочком. – Прости меня, Эбернети.

- Что происходит?

Тянется к нему, обхватывая каменные плечи, обтянутые жесткой курткой, и жмется ближе, позволяя все же запутать пальцы в его волосах, цепляясь за него так сильно, насколько это ей удается. И продолжает шептать «прости» куда-то ему в предплечье.

- Эффи, ты расскажешь мне наконец?

Уходи, вали к чёртовой матери, сейчас же, Тринкет. Так будет лучше.

И она отпускает его плечи.

- Я просто устала, сама не знаю, что на меня нашло, - отмахивается девушка.

- Всё будет нормально, - он целует её в лоб.

Его голос - кажется, скажи он сейчас перерезать себе глотку, она сделала бы это без колебания. Почему-то в это “всё будет нормально” Эффи верит сильнее, чем во что бы то ни было за последние месяцы.

И эта уверенность в том, что он не позволит Логану и его команде прикоснуться к ней и пальцем. Грёбаным пальцем. Стучит по вискам, с каждым шагом.

- Пойдём спать, - Хеймитч почти тащит её за собой в комнату.

И она послушно плетётся за ним, вцепившись в его руку.

Уложив Эффи, Хеймитч устроился рядом, привлекая её к себе, пресекая разом все попытки вырваться, встать и уйти. Потому что ей кажется, будто его объятия - самое надёжное место во всём этом гребаном мире.

- Спи, - пальцы осторожно принялись распутывать её светлые кудри. - Всё у нас будет нормально, Эффи, просто спи.

Он был в ужасе от того, что говорил. Что за слова срывались с его губ весь чёртов вечер. Это “мы”, это “у нас”. Заботливое “спи”. Всё это кажется ему правильным. Но как, мать её, это можно назвать правильным? Но она возле него. В его объятиях. И да, это ПРАВИЛЬНО!

Девушка развернулась спиной, и, устроившись поудобнее в его руках, обхватив рукой запястье Хеймитча, потянула на себя, заставляя обхватить талию под одеялом.

Её спина плотно прижалась к его груди, так что Эбернети почувствовал животом тонкую линию позвоночника.

И это лёгкое, простое движение, снова подтвердило “правильность” его мыслей.

========== Часть 21 ==========

Её мучают кошмары, она который вечер просыпается в поту под будильник и молит сознание не отключаться. Потому что на самом деле, она спит по три часа за ночь, и её вырубает.

Каждый день превращается в очередную вариацию предыдущего, словно включается повтор: диск не проигрывается дальше, на экране один момент множество раз, поставленный на стоп ужасный отрывок из фильма.

Из странного сложного сна её выдёргивает посторонний звук, но она не спешит подниматься и минут пять всматривается в потолок.

Она слышит, как Эбернети роняет столовый прибор на пол и чертыхается. У неё моментально возникает вопрос, что теплом разливается от затылка до кончиков пальцев:

Неужели готовит завтрак?

Эффи усмехается и наконец встаёт с кровати. Проходя мимо зеркала, девушка случайно замечает отражение.

- Ужасно, - шепчет она, пялясь на свои красные глаза. Она никогда не перестанет высматривать в себе симметричности и сравнивать себя с глянцевыми обложками. Потому что так нужно. - Ты должна быть красивой.

Должна. Сколько ещё она будет путать себя оковами обязательств? Душить себя мнимой виной, вынося себе приговоры, каждый раз требуя от себя невозможного.

Она всё чаще забывает есть, иногда пить. У неё часто кружится голова.

Но ей кажется, что это совершенно не имеет смысла, поскольку, закрывая глаза, она вспоминает уже не свою жизнь, а собственные воспоминания о ней.

Последние дни всё же отличаются особой монотонностью, и она понимает, что не знает какой сегодня день недели.

Когда Логан назвал ей число, тогда-то это и началось. Снова.

Ей не было страшно, когда она не ощутила привычного запаха Эбернети, когда не почувствовала вкуса еды, когда поняла, что картинки тускнеют. Ей стало хуже за несколько дней.

Сначала она не смогла понять, какого цвета была подушка на диване в гостиной. Потом забыла цвет своей зубной щётки. У неё было три любимых полотенца: синее, зелёное и… пусто. Ничего.

Мелочи ускользали от неё. Мелочи, из которых складывалась вся её жизнь.

Она идёт в ванну, стараясь оставаться незамеченной, и пока чистит зубы, просто смотрит в потолок, считает кусочки кафеля и в голове продумывает возможные варианты причин, почему она так поступает.