– Джонни, любимый...
- Эдель, оставь его в покое.
– Но, Джон, он не справится с лестницей сам...
- Эдель, оставь мальчика в покое.
Черепашьим шагом я добрался по коридору до лестницы, не обращая внимания на своих родителей, которые спорили между собой. Мое дыхание было затруднено из-за огромного напряжения, которое потребовалось, чтобы заставить мое тело подчиниться и двигаться.
Когда я наконец добрался до верха лестницы, бросив костыли на трех ступеньках выше, я почувствовал слабость. Копаясь глубоко в накопителе воли внутри себя, я собрал волю в кулак и двинулся дальше. Только когда я оказался в своей спальне и закрыл за собой дверь, я выпустил это наружу.
Шатаясь, я подошел к своей кровати, опустился на край и уронил голову на руки. Сьюки, мой лабрадор, поднялась со своего насеста в ногах моей кровати и бросилась ко мне, сокращая расстояние между нами, явно взволнованная тем, что снова видит меня.
- Как там моя малышка, а? Мама оставила тебя здесь? Хорошая девочка. - Измученный до костей, я почесал ей уши и шею, в то время как мое внимание переключилось на газету, лежащую раскрытой на моем ночном столике. Склонившись над своей собакой, я схватил газету и перевернул ее на страницу, на которой она была открыта.
В ту минуту, когда мой взгляд упал на улыбающееся лицо Шэннон, прижавшейся ко мне, я почувствовал себя так, словно меня ударили кулаком в грудь.
- Я облажался, Сьюки. - Обняв свою собаку, я уткнулся лицом ей в шею. Издав болезненный рык, я сморгнул подступившие слезы, пока мой разум лихорадочно перебирал все плохие воспоминания о Шэннон, которые у меня были, пока я не почувствовал, что вот-вот взорвусь. - Я так сильно облажался, девочка, - признался я, зажмурив глаза, когда резкий всхлип вырвался из моей груди. - Господи.
В дверь моей спальни тихо постучали. - Джонни, я могу войти?
- Нет, - выпалил я, напрягшись. Я был удивлен, что моя мать впервые в жизни действительно спросила моего разрешения. - Просто... просто оставь меня в покое, ма. Пожалуйста.
Последовала долгая пауза, а затем звук удаляющихся шагов заполнил тишину, становясь все тише и тише, прежде чем закружиться вокруг, становясь все громче. Дверь моей спальни распахнулась, и вошла мама. - Прости, любимый, но я не могу этого сделать.
И они назвали меня бульдозером.
- Я знаю, ты злишься на меня, - сказала она, сокращая пространство и садясь рядом со мной. - И ты имеешь полное право так себя чувствовать. Я тоже злюсь на себя. - Протянув руку, мама потрепала Сьюки за ушами, прежде чем отодвинуть ее в сторону и придвинуться ближе ко мне. - Но ты прошел через ад за последние несколько дней. - Положив руку мне на плечо, она добавила: - Мне нужно, чтобы ты знал, что я здесь. Мне нужно быть здесь ради тебя.
- Я знаю, что ты здесь, ма, - пробормотала я, сосредоточив взгляд на двери моей ванной комнаты. - Никогда не думал, что это не так.
- Я поговорила с папой о том, что случилось с Шэннон, - мягко добавила она, сжимая мое плечо. - Я знаю, ты, должно быть, сейчас в замешательстве.
Я тяжело вздохнул. - Это один из способов выразить это.
- Это нормально чувствовать себя неуравновешенным из-за этого.
- Я больше не знаю, что я чувствую, - пробормотала я, пощипывая переносицу. - Все просто... зашкаливает. - Опустив голову, я сделал несколько успокаивающих вдохов, задаваясь вопросом, как, черт возьми, моя жизнь пошла по этому гребаному пути. - Я чувствую, что тону в их боли, ма, - хрипло признался. Мне кажется, что я тону в ней.
- Ты умный мальчик, Джонни, но ты эмоционально не готов справиться с тем, чему подвергся сегодня вечером, и это нормально.
- Во всем этом нет ничего хорошего, - выдавил я сквозь стиснутые зубы. - Взрослый мужчина избивает свою дочь до полусмерти, годы терроризирует ее, кладет на больничную койку и просто ускользает, чтобы спрятаться? - Я в отчаянии всплеснул руками. - Как ты думаешь, Шэннон эмоционально подготовлена, чтобы справиться с этим? Потому что я, честно говоря, не понимаю, как. - Я откинул голову назад, расстроенный больше, чем мог справиться. - Я не понимаю, ма, - прошипел я, чувствуя, как во мне снова поднимается гнев. - Я не понимаю, как мужчина мог так поступить со своим ребенком.. - Я сжал челюсти и вдохнул через нос, больше всего на свете сейчас мне нужно было сохранять хладнокровие. - Как кто-то мог так поступить с ней.
- Иногда люди совершают ужасные и необъяснимые поступки, любимый, - тихо ответила мама. - Нет разумного способа понять безумие, любимый, так что не своди себя с ума, пытаясь это сделать.
– Но я просто...
- Она тебе небезразлична? - Мягко вмешалась мама. - Мы знаем, Джонни, милый.
- Месяцы, ма, - выдавил я, чувствуя беспокойство. - Я знаю Шэннон месяцы, и зная, что каждый день из этих месяцев она возвращалась домой из школы к этому.. - Я покачал головой и сделал несколько глубоких, успокаивающих вдохов, прежде чем продолжить, - Я подвел ее. Я просто еще один в длинном списке людей, которые ее подвели .
- Ты не подвел ее, Джонни. Ты не знал.
- Я знал, что что-то не так, - возразил я. - Я так и знал!
- Потому что у тебя всегда было хорошее представление о том, что правильно, а что нет, - ответила мама. - Это то, что делает тебя особенным, любимый. Ты всегда барабанил в свой собственный ритм. Защищал аутсайдеров. Ты никогда не был из тех, кто встает в очередь или следует за толпой. Даже когда ты был маленьким, ты шел своим путем, Джонни.
- На самом деле это не помогает, ма, - проворчал я.
- Я пытаюсь сказать, что ты, очевидно, что-то увидел в Шэннон. Что-то, что ты хотел защитить. Но спасать мир - не твоя работа, Джонни. Ты не должен был знать, что с ней происходило, так что не перекладывай это на свои плечи.
- Да, ну, очевидно, он алкоголик, - усмехнулся я. - Как будто это повод использовать своих детей в качестве боксерской груши.
- Это не оправдание, - согласилась мама. - Это преступление.
-Я ненавижу его, - выплюнул я, практически задыхаясь от возмущения. - Я хочу выследить этого подонка и причинить ему какой-нибудь серьезный вред.
- Но ты этого не сделаешь.
- Нет, я не буду. - Я уставился на свои ноги. - Потому что я едва ли могу сейчас отлить сам.
- Нет, - поправила мама, потирая мне спину. - Потому что ты стоишь на пороге карьеры, ради которой работал всю свою жизнь, и это не стоит того, чтобы бросать все ради повышения, каким бы удовлетворяющим это ни было в данный момент.
- Знаешь, ма, я понял, что что-то не так, в самый первый день, когда встретил Шэннон. Я, блядь, знал, что что-то не так, как будто у нее были секреты, но я просто... - Я позволил своим словам затихнуть и пожал плечами. - Я не думал, что они были такими.
- Откуда ты мог знать, Джонни?
-И она, - продолжил я, глядя в никуда конкретно. - Я не доверяю ей.
-Она?
- Мама Шэннон, - выплюнул я. - В ней есть что-то серьезно не в порядке. Например, как... как, во имя всего святого, она позволяет своим детям жить в таком доме? - Я посмотрел на свою мать в поисках ответов. - Как, ма? Как это работает?
- Я не знаю, Джонни.
- Разве у нее не должно быть каких-то неприятностей? - Я сжал руки в кулаки при этой мысли. - За то, что не вмешалась? Разве это не пренебрежение... или неспособность сделать ебаный шаг вперед?
-Следи за своим языком.
- Правда? - Я выгнул бровь. - Ты собираешься прочитать мне лекцию именно сегодня? Серьезно?
Мама тяжело вздохнула. - Что сказала Шэннон по этому поводу? О своей матери?
- Ерунда, - пробормотал я, опуская взгляд на свои колени.
-Вещи?
- Я говорю не о том, что она мне говорит, ма, - ответил я. - Это личное. Но у меня плохое предчувствие насчет этой женщины. - Опустив руку на бедро, я начал унимать боль, которая нарастала в моем теле. - Она должна была вернуться домой либо завтра, либо в четверг, но это значит, что она вернется туда. В тот дом. С той женщиной. - Я посмотрел на свою мать и спросил: - Как, черт возьми, это вообще происходит?