- И ты не волнуешься? - он нажал, тон его стал жестче. - Или тебе похуй, как и всем остальным?
- Ты знаешь, что мне не все равно, Тадхг. - Заставив себя успокоиться, я потянулась за ножницами, которые держала в руке, и попробовала еще раз. - Я много переживаю.
- Почему он не возвращается домой, Шэн?
Мне хотелось закричать, потому что она здесь, но я сдержалсась и вместо этого выдавила: - Я не знаю, Тадхг.
- Что ты делаешь? - затем спросил он рассеянно.
Положив ножницы на раковину, я повернулась и обратила на него внимание. - Я пытаюсь привести в порядок волосы.
Он сардонически изогнул бровь. - Отрезав их?
- Я не собираюсь это отрицать, Тадхг.
- Тогда что ты делаешь? - повторил он с вызовом в голосе.
Я испустила тяжелый вздох. – Мои волосы ужасны.
- Как ты до этого додумалась? - Он нахмурил брови. - Мне твои волосы кажутся такими же, как всегда.
Подойдя к унитазу, я закрыла крышку и села. - Иди сюда.
- Для чего?
- Чтобы я могла тебе показать.
Выглядя довольно нерешительно, Тадхг подошел ко мне. - Хорошо. Покажи мне.
- Здесь. - Я опустила голову. - Видишь боковую часть?
Я почувствовала, как его пальцы коснулись моей головы, прежде чем замереть. - Здесь нет куска, - невозмутимо сказал он, отдергивая руку. - Размером с кулак.
- Я знаю. Глубоко сглотнув, я поборола свои эмоции и обхватила голову руками. - Я пыталась уложить немного волос с другой стороны моего пробора, чтобы прикрыть их, но они все неровные на концах.
Он долго молчал, прежде чем спросить: - У тебя есть расческа?
Я кивнула. - На раковине.
Не говоря ни слова, Тадхг подошел к раковине и схватил расческу и ножницы.
- Ого, - пробормотала я, с опаской поглядывая на ножницы. - Ч-что ты делаешь?
- Чиню это, - прорычал он. - Тебе нужна моя помощь или нет?
Какое-то мгновение я обдумывала, насколько опасно позволять моему одиннадцатилетнему брату распускать ножницы по моим волосам, прежде чем смиренно пожать плечами. - Дерзай. - Что бы он ни сделал, это не могло выглядеть хуже, чем ходить с моими волосами, отброшенными на одну сторону. - Я тебе доверяю.
Ответом Тадхга на это было отрывистое - Хм, - но его пальцы были до боли нежными, когда он работал. - Как ты думаешь, она примет его обратно? - спросил он после долгого молчания. - Когда пыль осядет?
Да. - Нет.
- Лгунья, - вот и все, что он ответил.
Двадцать минут спустя я смотрела в зеркало и восхищалась его искусной работой.
- Я передвинул его, - объяснил он, все еще хмурясь, стоя позади меня и глядя в зеркало. - А потом я просто выровнял концы с обеих сторон, чтобы ты не выглядела глупо.
Вместо того, чтобы мои волосы длиной до локтя разделялись пробором посередине головы, как это было всегда, теперь они разделялись пробором справа, а лишние волосы скрывали проплешину там, где мой отец выдирал пряди моих волос.
- Спасибо, - выдавила я, чувствуя, как внутри меня поднимается огромная волна эмоций. Я повернулась к нему лицом. - Я у тебя в долгу.
Тадхг заерзал, выглядя смущенным. - Да, хорошо, если ты хочешь оказать мне услугу, тогда найди моего брата.
Мое сердце разбилось. - Он вернется, Тадхг. - Слезы наполнили мои глаза, когда я сказала: - Джоуи никогда бы нас не бросил.
- Мы одни, - прошептал он, опустив взгляд к своим ногам.
- Нет. - Я покачала головой и двинулась к нему. - Мы не одни.
- Ты что, еще не поняла? - он плюнул, пятясь от меня. - Ты что, до сих пор этого не поняла? Мы все одиноки. - Он покачал головой и пристально посмотрел на меня. - Все мы. Сами по себе. Сами по себе. И на этом все.
– Тадхг, это неправда...
- Никому, блядь, нет дела, Шэннон, - сказал он мне ровным голосом, лишенным всяких эмоций. - Не о нас. Если бы это было так, они бы уже пришли. И Джоуи тоже все равно, - воскликнул он, прежде чем умчаться прочь.
13
НАЖИВАТЬСЯ НА ОДОЛЖЕНИЯХ
ДЖОННИ
Проходили дни, от Шэннон не было ни слова, и я сходил с ума от беспокойства.
Между этим и тем, что мне запретили тренироваться в спортзале, я был в полной растерянности. Серьезно, я понятия не имел, что с собой делать. Я посещал сеансы физиотерапии и ОТ, но, если меня не отвлекал мой обычный плотный график, мое настроение ухудшалось.
Я также получил нагоняй по телефону от своих тренеров в Академии за то, что подвергал свое тело такому риску. То, что в то время казалось хорошей идеей, вернулось, чтобы укусить меня за задницу. Мои врачи и тренеры больше не доверяли мне, и я знал, что пройдет очень много времени, прежде чем они снова начнут мне доверять.
Это угнетало.
Единственным плюсом моего простоя, и я неохотно признал это, было то, что мое тело, казалось, процветало вместе с остальными, восстанавливаясь гораздо более быстрыми темпами, чем я ожидал. Теперь я мог двигаться более свободно, и синяки и припухлости на яйцах и в паху, которые мучили меня с Хэллоуина, постепенно начали исчезать. Также больше не мешало отлить. Я по-прежнему не хотел рисковать, дергая себя за член, но утренний стояк, которым я ежедневно щеголял, не причинял мне того дискомфорта, который был когда-то.
Ничто из этого не утешило меня, потому что все мое внимание было сосредоточено на Шэннон.
Из-за моего отца и его анального отношения к соблюдению закона я не смог с ней увидеться. Очевидно, брат Шэннон, Даррен, позвонил моим родителям, недвусмысленно дав понять, что мне не следует возвращаться в больницу.
Я понимал, что мой отец ежедневно сталкивался с подобными вещами, он привык наблюдать, как вокруг него разворачивается дисфункция, но я - нет. Это было личным для меня – она была личным для меня – и то, что меня держали в неведении, сводило меня с ума.
Моя мать, перебежчица , была на стороне моего отца, но у нее были свои планы. Она не хотела, чтобы я приближался к миссис Линч. Она поддержала всю угрозу отстранения от работы, и она не хотела, чтобы я находился рядом с такой женщиной – это ее слова, не мои.
Из-за моей неспособности самостоятельно добраться из пункта А в пункт Б после операции я не мог добраться туда без помощи родителей, что приводило меня в бешенство и лишало машины.
Преданный и обиженный, я большую часть недели провалялся в постели, игнорируя мать каждый раз, когда она просунула голову в дверь, чтобы проверить, как я, – а это случалось каждые двадцать чертовых минут, – и размышляя о своем плохом настроении.
Я задыхался в своем доме. Черт возьми, я сходил с ума от беспокойства внутри моего тела. Я не привык сидеть на месте и ничего не делать. Я был раздражен и на взводе, с каждым днем все глубже погружался в свои мысли, а от Шэннон не было ни весточки.
К следующему понедельнику я смирился со своим плохим настроением.
После интенсивного сеанса физиотерапии с Дженис этим утром, за которым последовали еще два часа в бассейне, я был подавлен и взволнован. Лежа на спине, со Сьюки, прижатой к боку, я потратил остаток дня, подбрасывая мяч для регби в воздух и ловя его, все это время обдумывая наихудшие из возможных сценариев, которые неустанно преследовали меня.
Что, если отец Шэннон вернется и его не привлекут к ответственности?
Что, если мое тело не успеет восстановиться к туру?
Что, если он вернется, и ее мать примет его обратно?
Что, если тренеры пропустили меня из-за этого парня Дэнни Миллера из Голуэя?
Что, если она не вернется в школу на следующей неделе?
Что, если бы это было все для меня?
Что, если бы ее отдали под опеку и ей пришлось сменить школу?
Что, если я сыграю свою последнюю игру в Дублине?
Что, если она снова пострадает?
Что, если, что, если, что, если...
- Я должен был оставить ее в этой комнате с нами, Сьюки, - пробормотал я. - Я должен был оставить ее, и точка!