Она слабо кивнула. - И я знаю, что у него добрые намерения, но я просто... я так устала от того, что меня контролируют. - Дрожа, она добавила: - Когда я проснулась на той больничной койке, живая и дышащая, я пообещала себе, что никому не позволю управлять мной так, как это делал он. Я поклялась, что никогда не позволю этому случиться снова.
- Во-первых, ты не допустила, чтобы это произошло, Шэн, - сказал я ей хриплым голосом. - Это было вне твоего контроля.
- В том-то и дело, - ответила она. - Меня тошнит от того, что все выходит из-под моего контроля, Джонни.
- Да. - Я тяжело вздохнул. - Держу пари.
- Знаешь, я до сих пор помню, что я почувствовала, когда впервые приняла душ в этом доме, - сказала она затем, мягко улыбаясь про себя. - Я просто очень долго стояла в твоей ванной и слушала.
- Что?
- Тишину.
- Шэн...
- Это трудно объяснить, - поспешила объяснить она. - Но я никогда не хотела покидать ту ванную, потому что я чувствовала себя в безопасности – я чувствую себя в безопасности с тобой. -Покачав головой, она прерывисто вздохнула и сказала: - И это ужасно, потому что это оказывает на тебя давление.
Пошатываясь, я начал ломать голову над словами, которые, я знал, мне нужны, чтобы успокоить ее. Чтобы снова собрать ее воедино. Я не знал. У меня просто были чувства. Огромные гребаные чувства, которые душили меня и топили в одновременной картине вызывающего привыкание разрушения.
Мои стены рухнули. Все, что я построил в попытке защитить себя от девушки, которая, я знал , уничтожит меня, рухнуло. - Никто меня ни к чему не принуждает, - наконец сказал я, чувствуя себя растерянным. - Ты в моем доме, потому что я хочу, чтобы ты была здесь.
- Да?
- На сто процентов, - сказал я ей. - И это не имеет ничего общего ни с чем, кроме того факта, что я просто хочу, чтобы ты была здесь, со мной, Шэннон.
- Ты уверен? - прошептала она.
- Послушай, - сказал я, поворачиваясь всем телом, чтобы уделить ей все свое внимание. - Есть кое-что, что ты должна знать обо мне, и это то, что я не испытываю мимолетных чувств. Я не мимолетное, блядь, ничтожество - я так не работаю. Так что, когда я тебе что–то говорю или когда я что-то делаю, я говорю серьезно - я все продумал. И я говорю тебе, что хочу, чтобы ты была здесь, со мной.
Ее рот приоткрылся, пухлые губки сложились в идеальную маленькую букву "О".
- Да. - Я ухмыльнулся, сопротивляясь желанию протянуть руку и снова приподнять ее подбородок. - О.
- Джонни? - затем спросила она, придвигаясь ближе. - Могу я спросить тебя еще об одной вещи?
- Да.. - слово вышло хриплым, и мне пришлось прочистить горло, прежде чем попробовать снова: - Да, Шэн. Ты можешь спросить меня о чем угодно.
- Ты когда-нибудь собираешься меня поцеловать?
Твою мать.
Держи голову, Кав.
Сохраняй хладнокровие и не отпугивай ее.
Ты вернул ее, теперь оставь ее здесь.
Не делай выпада, парень. Придержи его...
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать ее слова, прежде чем я смог заговорить. - Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?
- Было бы неплохо не делать первый шаг, а потом убегать. - Ее голос был едва громче шепота, и она опустила лицо на самое короткое мгновение, прежде чем снова посмотреть на меня, эти голубые глаза буквально поглощали меня. - Это избавило бы меня от долгой паники, - добавила она, слегка пожав плечами. - Это то, чего я хочу – не паниковать. - Она на мгновение прикусила нижнюю губу, прежде чем продолжить: - Знать, чего я стою с тобой.
- Я хочу поцеловать тебя, Шэннон. - Не обращая внимания на боль в паху, я повернулся к ней лицом. - Я буду целовать тебя, - поправился я, чувствуя себя разгоряченным и взволнованным. - Если это то, чего ты хочешь?
Шэннон прерывисто вздохнула. - Хорошо.
Я настороженно посмотрел на нее. - Хорошо.
Она оставалась совершенно неподвижной, глаза были прикованы к моим, щеки раскраснелись, выражение выжидания?
- Что – например, прямо сейчас? - Спросил я, чувствуя легкую панику из-за того, что сам оказался в затруднительном положении. - Ты хочешь, чтобы я сделал это сейчас? - Господи, я тут все перепутал. - Я просто подумал, что ты, может быть, знаешь, захочешь еще немного поговорить.
- Я не хочу больше разговаривать, Джонни, - прошептала она. - Я сделала достаточно, чтобы этого хватило мне на всю жизнь.
- Я просто не хочу давить на тебя, - выдавил я, услышав нервозность в собственном кровоточащем голосе. -Все то дерьмо, через которое ты прошла со своим отцом, а теперь и с Джоуи. И твоя мама с ее драмой. И, Господи, твое лицо все изранено, а твое тело.. - Я пожал плечами в полной растерянности. - Я просто... я думаю, нам стоит продолжить разговор? Черт возьми, Шэннон, я не хочу, чтобы ты чувствовала, будто я использую тебя в своих интересах...
- Ты собираешься поцеловать меня или нет? - Шэннон ошеломила меня своим вопросом.
- Я просто... я не... я пытаюсь... - Мои слова оборвались, и я издал болезненный вздох, наблюдая, как она смотрит на меня своими потрясающими голубыми глазами, широко раскрытыми и приветливыми. - К черту это...
Не в силах больше терпеть это ни секунды, я обхватил ее затылок, сократил расстояние между нами и прижался губами к ее губам.
Застонав мне в рот, ее руки переместились к переду моего джемпера, пальцы запутались в ткани, когда она тянула и подталкивала меня подойти ближе.
Ах, черт.
Схватив ее руки в свои, я подавил все гребаные порывы внутри себя и просто поцеловал ее в ответ, отчаянно пытаясь сохранять хладнокровие и не давить слишком сильно. Все, что я хотел сделать, это поднять ее и обернуть ее тело вокруг своего, чтобы лучше видеть себя, но я не мог ничего из этого сделать.
Не торопись, предупредил мой мозг, затуманенный гормонами. Не облажайся, парень.
Однако, в ту минуту, когда я почувствовал, как ее язык осторожно коснулся моего, я понял, что мне полный пиздец.
Я не мог этого вынести.
Клянусь богом, я не мог вынести такого давления в груди. Это привело к сбою и возгоранию жизненно важной цепи, обеспечивающей мой самоконтроль.
Мой мозг отключился, и мое тело взяло верх.
Мой член прочно сидел на водительском сиденье, и я двигался чисто инстинктивно, крепко целуя ее в ответ, зная, что есть причина, по которой мне нужно остановиться, но не находя в себе силы нажать на тормоза.
Мои руки запутались в ее волосах, а ее руки переместились на мою талию, сжимая мою плоть и поощряя меня кончить вместе с ней, когда она упала на спину. И Боже, если бы я не был прямо там, с ней, погружаясь в нее, как гребаный маньяк, отчаянно желая ощутить ее вкус, когда наши языки слились в поединке за то, что, без сомнения, было лучшим поцелуем в моей жизни.
Целовать ее было по-другому, потому что в этом были замешаны чувства.
Большие, огроменные, ужасающие гребаные чувства, которые, я знал, она тоже испытывала.
Все было по–другому, потому что это имело значение - потому что мы были важны друг для друга.
Мое тело горело, частично от мучительной боли, которая усиливалась с каждым безрассудным толчком моих бедер к ее, но в основном от явного гребаного возбуждения от прикосновения ее рук к моей коже.
Я чувствовал себя так, словно она приставила нож к моей груди, разрезала меня насквозь, и каждая частичка меня истекала кровью.
Я был твердым, чертовски болезненно твердым, и не в том хорошем смысле, от которого можно было бы избавиться, но прямо сейчас это не имело значения.
Мне было все равно, если я был сломлен.
Мне даже было все равно, если у меня лопнет шов.