Яростно вгрызаясь в очередной рашер, я продолжал останавливаться и обдумывать каждое мгновение, проведенное с Шэннон Линч, с того дня, как я нокаутировал ее своим мячом, до того момента, как отослал ее из этой комнаты.
Я полагал, что это был механизм преодоления. Я избегал своих переживаний по поводу предстоящей терапии и перспективы проиграть в чемпионате до 20 лет. Я не мог думать о регби прямо сейчас. Если бы я это сделал, была очень большая вероятность, что у меня случился бы срыв, поэтому я сосредоточился на Шэннон Линч, зацикливаясь на каждой крошечной, незначительной детали, пока не был уверен, что взорвусь.
Что-то не так.
Что-то не так, и ты это знаешь.
Открой свой гребаный разум и думай!
Уронив вилку и нож, я отодвинул поднос и снова потянулся за телефоном. Повторно набирая номер Джоуи, я вцепился в телефон и молился об ответе. Моя тревога разрасталась внутри меня до такой степени, что я не мог думать ни о чем, кроме нее. Когда меня снова встретило его голосовое сообщение, я потерял самообладание.
- Слушай, ублюдок, я знаю, что ты получаешь мои сообщения, так что можешь либо ответить на свой чертов телефон, либо написать мне ответ. Я не остановлюсь, пока не поговорю с ней. Ты меня слышишь? Я не собираюсь уходить нахуй .
- Доброе утро, любимый, - прощебетала мама, входя в мою больничную палату, прерывая односторонний разговор, который я вел с автоответчиком Джоуи Линча. - Как сегодня твой пенис?
Дай мне сил...
- Перезвони мне, - пробормотал я, прежде чем закончить разговор и уставиться на маму.
- Я принесла тебе цветы, - продолжила она, не дожидаясь ответа, ставя букет цветов, понятия не имею, как они называются, на поднос у моей кровати. - Ты был так расстроен. - Улыбаясь, она подошла к моей кровати и стала возиться с одеялами. - Я подумала, это может тебя подбодрить.
-Как там мой пенис? - Вцепившись в простыни вокруг себя, я подтянул их к груди, не веря, что она не стянет их и не проверит сама. - Ты думаешь, это нормально - спрашивать об этом своего сына?
Мама пожала плечами. - Ты бы предпочел, если бы я назвала его Вилли, милый?
Иисус Христос.
- Ну, мне не шесть лет, ма, так что нет, я бы не предпочел этого, - выпалил я, настороженно глядя на нее, когда она зависла у края моей кровати. - И все прекрасно.
Мама прикусила губу. - Ты уверен...
- Я уверен! - рявкнул я, отбрасывая ее руку, когда она, как я и предсказывал, попыталась стянуть с меня одеяло. - Господи, ма, мы уже говорили об этом раньше. Тебе нужно начать уважать мои границы!
Тяжело вздохнув, мама присела на край моей кровати и погладила меня по щеке. - Ты хотя бы покажешься своему отцу? - Она бросила на меня кровоточащий взгляд. - Я так волнуюсь.
- Не о чем беспокоиться, - проворчал я. - Все в порядке. Я в порядке. Мы оба чертовски хороши, ма. Ты же знаешь, я в больнице.
– Да, но...
- Поверь мне, я в порядке. - Я показал ей поднятый большой палец. - Все хорошо, ма.
Мама тяжело вздохнула. - Честно говоря, я не знаю, смогу ли я когда-нибудь доверять еще одному слову, которое слетит с твоих уст. - Она прикусила губу и одарила меня тем ужасающим взглядом раненой матери – тем, который всегда глубоко ранил меня, предназначенным для того, чтобы заставить сына почувствовать себя куском дерьма. - Ты действительно подвел меня, Джонни.
Господи, поверни нож, почему бы тебе...
- Я знаю, мама. Господи. - И я так и сделал. - Мне действительно жаль. - Зная, что она не успокоится, пока я не пойду на компромисс, я выдавил: - Так что, если тебе от этого станет легче, я покажу папе, когда он заглянет.
Мама умиротворенно улыбнулась, и я откинулся на подушки, благодарный за то, что избежал именно этой пули. - Врачи были здесь сегодня утром?
Я кивнул. - Да, они появились первым делом.
Она выжидающе посмотрела на меня. - И что?
- Они отпустят меня домой утром.
- Так скоро?
Я закатил глаза. - Прошло три дня, а у меня не было операции на сердце.
- Я знаю, но... - Беспокойство отразилось на ее лице. - Я думаю, тебе следует остаться еще на несколько дней, любимый. Остальное пойдет тебе только на пользу. - Она наклонилась и погладила меня по щеке. - Ты выглядишь намного более отдохнувшим, чем сейчас. Представь, что могли бы сделать для тебя еще несколько дней?
- Все будет хорошо, - сказал я ей, чувствуя себя дерьмово из-за того, что взвалил ненужный стресс на ее плечи. - Я знаю правила.
- Но ты последуешь за ними? - пробормотала она себе под нос.
- Я не испорчу это, - сказал я ей, глядя прямо в глаза. - Я не буду, ма. Я сделаю постельный режим. Я проведу реабилитацию. Но потом я вернусь.
Ее лицо вытянулось.
Я напряг свой хребет, зная, что не могу поддаться этому щенячьему взгляду.
- Я не думаю, что тебе стоит больше играть, Джонни.
- Я собираюсь играть, ма, - тихо ответил я.
-Нет.
- Да, ма.
-Джонни, пожалуйста.
- Я играю.
- Мне невыносима мысль о том, что тебе снова причинят боль.
- Ма, вот что я собираюсь сделать, - объяснил я, стараясь говорить мягким тоном. - Я знаю, это не то, что ты выбрала бы для меня, но это то, что я выбрал для себя, хорошо? Я хорош, ма. Я лучше, чем хорош. Это то, что я должен был делать в своей жизни. Я не могу не играть, потому что ты боишься, что мне будет больно. - Я пожал плечами. - Это может случиться, когда вы переходите дорогу.
- Но это произошло не при переходе дороги, - парировала мама. - Каждая больничная койка, которую ты когда-либо занимал, а их было больше, чем я могу сосчитать на пальцах двух рук, была прямым результатом твоей игры в регби. - Она покачала головой. - Я не понимаю, почему ты так одержим желанием причинить себе вред.
- Тебе не обязательно понимать, - ответил я, зная, что нет никакого смысла пытаться объяснить это, когда она упорно пыталась помешать мне играть. - Ты просто должна поддержать меня.
- Почему ты не мог заняться гольфом? - Мама зарыдала, уронив голову на руки. - Ты хорош в гольфе, любимый. Или плавание, или теннис?
Я протянул руку и похлопал ее по плечу. - Потому что я игрок в регби.
– О, Джонни...
- Просто поддержи меня, ма, - грубо сказал я. Сев прямо, я притянул ее к себе для неловкого полуобнятия. - И я обещаю, ты будешь мной гордиться.
- Я уже горжусь тобой, ты, большой дурачек, - шмыгнула она носом, смахивая слезы. - И это не имеет никакого отношения к гребаному регби.
- Приятно это знать, - пробормотал я. - Я думаю?
- А теперь хватит доводить твою маму до слез, - сказала мама, выдавив улыбку и вставая. - Скажи мне, как ты себя чувствуешь.
- Я в порядке, - ответил я, снова насторожившись. - Я только что сказал это тебе.
- Эмоционально, - ответила она, возвращая мне поднос с едой. - Я хочу знать, что ты чувствуешь в своем сердце. - Развернув салфетку, она положила ее мне на колени и налила чашку чая из чайника. - Ешь, Джонни, любимый. Твой микки растет у тебя из живота.
- Со шрамом, - выдавил я, хватая вилку. - Я чувствую себя эмоционально чертовски израненным, ма.
- Следи за своим языком, - отругала она, ударив меня по затылку левой рукой, от которой я уворачивался, как от кровоточащей Матрицы, большую часть своей жизни. - Тебя вырастили, а не потащили наверх.
Прикусив язык, я отправил в рот холодный, как камень, рашер и принялся яростно жевать.
- Хороший мальчик, - похвалила мама, взъерошив мне волосы.
Дорогой Иисус, спаси меня.
Пожалуйста, спаси меня от этой гребаной женщины...
- Как поживает этот парень в данный момент? - Знакомый голос Гибси заполнил мои уши, давая мне столь необходимую отсрочку от женщины, парящей вокруг меня, как чертов вертолет.
- Хорошо, парень, - ответил я, не сводя глаз со светловолосого идиота, который был моим лучшим другом и партнером по преступлению с детства, когда он стоял в дверях моей больничной палаты.