Ещё этот ученик сказал, стоя перед Апостолом: «Я разумею <…> что справедливы слова, которые я сказал; знаю, что мудрость, которой я научился, распространившаяся в моём сердце, исполненная в моей душе, не может воссиять во мне так, чтобы я увидел её во всей полноте, если я не проповедую её своими устами и не возвещаю другим. Итак, когда я проповедую её, чтобы ей внимали уши других людей, я делаюсь, как они, то есть как если бы я не слышал её никогда в жизни; я сильно жажду, и сердце тянется к мудрости, которую я возглашаю. Ныне прошу тебя, господин, поведать мне: почему моя мудрость, когда я возглашаю её, возрастает более, чем когда она запечатлена в моём сердце?»
Тогда сказал Апостол тому ученику: “Верно ты спрашиваешь; ибо велика та вещь, которую ты спросил – «откуда у меня эта великая радость о мудрости, которую возвещаю, [и почему] она возрастает больше у меня на устах, когда возвещаю её, чем оставаясь в моём [сердце]?». Сам ты радуешься благодаря ей; но также и другой, слушая её от тебя, радуется благодаря ей и светится ею; он получает от неё силу долговечную.
Ибо это подобно тому, как если бы маленький мальчик был зачат во чреве матери своей и [лежал,] свернувшись во чреве матери своей и заполняя чрево. Мать знает и разумеет, что этот младенец, которого она зачала, живёт у неё внутри; она радуется ему до того часа, когда родит его и он выйдет из неё живой, со [здоровыми членами], совершенный их красотой (206) безупречной, выйдет [в] воздух живой, вольный, просторнее того первоначального воздуха, в котором он пребывал; и он наполняет глаза свои светом и подаёт голос живой, как все рождённые. Итак, когда эта женщина зачнёт младенца во чреве – не так велика её радость, когда она зачнёт его во чреве, как в то время, когда родит его, увидит, хоть раз посмотрит на его красоту и величину; любовь к нему и радость возрастают стократ более прежнего, когда она родит и увидит его. Ибо в прежнее время, когда она зачала его во чреве своём, его красота и взор очей были скрыты от матери; а когда она родила его и увидела его красоту, его величина и образ предстали пред очи отца, матери и всей его родни, и они радуются ему всё больше и больше, всякий раз как глянут на него лицом к лицу, увидят его красоту и прелесть.
Такова и мудрость, пребывающая [в] сердце человека, – она подобна младенцу живому, зачатому во чреве матери своей; а когда он будет наставлять людей и запечатлеет её в сердце их, она станет, как младенец родившийся, чья красота на виду. Так и мудрость, которую человек возвещает, говоря от сердца: она растёт всё больше и больше; рост и слава её возрастают вдвойне, когда красота и сияние слова явятся перед глазами тех, кто слушает его. И у тебя тоже она возрастает, [когда дойдёт до] твоего слуха; и ты дивишься тому, что сам возглашаешь.
И ещё мудрость подобна вот чему: пока она скрыта в сердце человека, до того, как он возгласит её, это подобно [сиянию] огня, скрытого в дереве: то дерево [полно] сиянием огня, но Одеяние огня, которое [находится] в дереве, невидимо. Смотри: [когда рубят] (207) дрова и складывают в одном доме, они не могут осветить тот дом, пока свет внутренний [не выйдет] наружу; когда их положат в огонь и свет выйдет из них, весь тот дом может быть освещён светом от одного дерева.
Так и с мудростью, пребывающей в сердце человека: она как огонь, скрытый в дереве, так что его свет невидим; такова и мудрость по своему образу: её свет скрыт, её слава скрыта в сердце, но когда человек возгласит её, то её слава открывается взору и слуху многих людей”.
И ещё сказал этот ученик Апостолу во второй раз: «В таком случае – если мудрость такова, как ты показал мне, – почему одни люди, слушая слово мудрости, радуются ей и славят её, а другие, слушая её, не радуются ей, и она не обретёт у них славы?»
И сказал ему Апостол: «Я объясню тебе, укреплю тебя в вере, наставлю и покажу тебе это воочию. Ибо мудрость подобна и похожа на того младенца, о котором я тебе говорил: тот рождается у женщины, и когда родится, то его отец, мать и родичи радуются ему. Но есть, оказывается, и другие, которые огорчаются из-за него, ибо они чужие ему и не принадлежат к его близким; и не радуются ему, потому что он не принадлежит к их роду.
Так же и с мудростью, когда она проповедуется устами учителя: те, кто ей принадлежит, принимают её и радуются ей; а [те,] кто ей чужд, не радуются ей [и] не приемлют её.