Я вскочил — земля под ногами качнулась, но я устоял и быстро пошел прочь от клуба. Алкоголь будто перестал пьянить, видно, слишком много адреналина выплеснулось в кровь. Ромка, который горячился редко, а остывал быстро, замолчал и неуверенно крикнул вслед:
— Эй, да перестань ты, на правду не обижаются!
Не останавливаясь я шел вперед, к кромке поля. Да, да, я хочу убраться отсюда! Я всю жизнь об этом мечтал! Но не мог же я, пацан, улететь на сказочную, великую, древнюю Терру, когда болела мать! И с этим проклятым набором волонтеров… ну не хотел я руку ломать, кто ж такое захочет, я себе тренировку устроил, решил показать все, на что способен, комиссии, а тут…
И сегодня. Шла в руки удача, шла жемчужина огромной цены. Сдал бы ее в контору, получил чек… и через неделю, на туристическом лайнере «Афанасий Никитин», что раз в полгода останавливается у планеты, отправился бы в метрополию.
А теперь — конец. «Всем миром на билет» мне не скинутся, это уж точно. Вместо того придет батюшка Виталий, выпьет со мной или травки покурит, если пост, посмотрит укоризненно в глаза, начнет говорить о Боге, о судьбе, о том, что я своим безалаберным поведением огорчаю Господа, что последствия — духовные — для меня будут очень прискорбны. И не замечу, как пойду под венец с пожилой, толстенькой, занудливой Ольгой Петровной…
Я пришел в себя, оказавшись на краю взлетного поля. Было совсем темно, и в ночном небе вспыхивали, чиркали, сгорали и тухли звезды. Ну, не звезды… падающие звезды. Наша планета окутана пылевым облаком — из-за него настоящих звезд мы никогда и не видим. Зато каждый миг над головой сгорают тысячи микрометеоритов. Говорят, настоящие звезды точно такие же, только они не мерцают, горят ровно и спокойно. Говорят, что наше звездное небо красивее обычного. Потому и приезжают иногда туристы — провести одну ночь, потанцевать и выпить под мерцающим шатром…
Не знаю.
Я хотел бы увидеть настоящие звезды.
Я хотел бы летать от звезды к звезде. Пройти по планетам Приграничья, посетить Терру. Кем угодно там быть! Хоть золотарем! Но не в нашей дыре! Господи, пусть не верю я в тебя, не верю, но молю, помоги вырваться отсюда! В настоящий, огромный мир, где можно стоять под небом, в котором горят звезды, а не межпланетный мусор! Где происходят настоящие дела!
— Лешка!
Из темноты возникла фигура в форме. Я узнал Дениса — почему-то он был при полном параде, даже три своих ордена нацепил. И звездочку на погоны уже добавил…
— Так и знал, что это ты шатаешься… — уже потише сказал он, подходя. — Все-таки военная территория, приятель!
Я молчал.
— Или я выбыл из разряда тех, с кем ты разговариваешь? — полюбопытствовал Денис.
— Нет… — выдавил я. — Извини. Ты был прав… во всем.
— Надо же. — Огарин развел руками. — Ты признаешь… — Он замолчал, подошел ближе, взял меня за руку. — И ты меня извини. У тебя неприятность случилась, а тут я со своими нравоучениями. Не держи зла.
— Мир и любовь, — ответил я. Надо же, способность шутить еще не атрофировалась!
— Да, кстати… мир и любовь… У тебя водичка есть?
Я отстегнул с пояса новую флягу, рефлекторно прихваченную из трактира, молча подал Денису. Тот глотнул, снял фуражку и вылил остатки воды себе на голову. Задумчиво сказал:
— Красиво… все-таки мне будет не хватать вашего неба… Держи!
В его ладони лежала жемчужина. Чуть поменьше той, что я проворонил днем. Но все равно — большая.
— Я глянул по справочнику — должно хватить на билет в метрополию, — сказал Денис. — Бери.
— Нет.
— Что? — Огарин удивленно посмотрел на меня. — Эй, Лешка, привет! Это я! Я взял у тебя флягу воды, а взамен даю эту самую жемчужину. Какая разница, человек предложил обмен или абори?
— Большая. Абори не знают ей цены.
— Не хотят знать. И я не хочу. Все равно продавать бы не стал, увез как сувенир. Какого черта… лучше тебе помогу. Бери!
— Откуда она у тебя?
Денис фыркнул.
— Оттуда, откуда и у всех. Я ведь дежурю на посту. Гоняю туземцев, если те забредают на взлетное поле. А они иногда протягивают мне жемчуг. Зачем обижать отказом ходячие излучатели? Вот откуда жемчужина. И она не единственная, кстати.
— Нет.
— Почему, скажи на милость? Бьют — беги, дают — бери!
— Денис, ты прав насчет судьбы. Не умею я пользоваться ее подарками.
— Так вот он тебе, подарок! Пользуйся!
— Денис, это…
— Что — «это»? Что?
Минут десять мы переругивались. Денис пихал мне в руку жемчуг, а я не принимал его. Я не мог сформулировать, почему не должен был брать жемчуг. Не знал этого сам. Но — не брал.
— Лешка. — Денис наконец-то понял, что меня не переспорить. — Ну в чем дело? Ты говоришь — я прав. Так вот она, судьба!
— Это не судьба.
— А что же тогда?
— Жалость.
Огарин сплюнул. Уже совершенно спокойно спросил:
— А когда будет судьба?
— Я ее узнаю.
— Может, ты и прав, — неожиданно заметил он. — Никогда не верь в подарки судьбы. Если не приходится вырывать их зубами — они не вкусные. Молодец, Лешка… Чему-то я тебя научил… все-таки.
Засунув руки в карманы, нахохлившись, он стоял передо мной, разом утратив свой бравый и всегда уверенный вид. Смотрел в искрящееся небо — наверное, для него это зрелище и впрямь необычное, раз никогда не упускает случая полюбоваться.
— Красиво, — осторожно заметил я.
Огарин пожал плечами.
— Да я в общем-то не любуюсь. Пытаюсь найти корабль.
— Какой корабль?
— Яхта класса «Рикша». Час назад запросила разрешения на посадку. Думаешь, чего я тебя искал на поле? Броди… мне-то что. Но попадешь под откатный луч двигателя — мало не покажется.
— Яхта, — повторил я. В наших краях это была еще большая редкость, чем земной транспортник или круизный лайнер. Обычная яхта, конечно, если к ним применимо слово «обычная», нуждается в регулярном и сложном обслуживании. А до ближайшего по-настоящему развитого мира — почти двадцать световых. — Что это за модель, «Рикша»?
— Не знаю. Их сейчас много развелось. Может, развалюха, а может, летающий дворец.
— Скоро будет?
— Через полчаса. — Огарин достал трубку. — Или чуть раньше.
— Наверное, на дозаправку или ремонт идет, туристы загодя предупреждают, — предположил я. — Можно мне посмотреть?
— Да смотри, мне-то что.
Мы стояли, глядя на зачирканное метеорами небо. Углядеть в нем корабль — почти невозможно. И все-таки было что-то завораживающее в этой безумной попытке — среди тысячи сгорающих звезд разглядеть одну, живую.
— Помнишь, как мы познакомились? — спросил вдруг Денис. — Точно так же. Ты выбрался на поле поглазеть на какой-то корабль.
— Помню. Ты меня еще чуть не пристрелил.
— Ага. Ну что ты хочешь, я же третий день был на планете. К вашей безалаберности еще не привык. На Ханумаи мне дали бы отпуск за пристреленного нарушителя.
— За пристреленного мальчишку.
— Без разницы. Режим космопорта — это режим. Брось, Лешка. Кто старое помянет…
— Угу.
Огарин похлопал меня по плечу.
— Знаешь, буду я скучать, наверное. И без вашего сумасшедшего неба, и без этих придурков-абори. И без тебя тоже.
— Без меня, придурка.
Капитан тихо засмеялся.
— Злись. Только не на меня злись, такая злость — бесплодна. На себя. Всегда и во всем. Чтобы ты ни сделал неправильного — злись на себя. Это иногда помогает.
— Корабль, — сказал я.
— Где? — Огарин вновь задрал голову.
Я соврал ему. Не потому даже, что хотел прервать поток нравоучений. К ним я привык, да и говорил Денис большей частью правильные вещи.
Мне просто захотелось тишины.
Это смешно, наверное. Вот только Денис для меня был другом, настоящим другом. Я это только сейчас сумел понять. Все остальные, ну, даже те, с кем я времени проводил в десять раз больше, они были наши, местные. Я их знал как облупленных, и они меня тоже. Это все-таки не совсем дружба, когда выбирать не приходится. С Денисом мы подружились после того, как он десять минут продержал меня на прицеле, а я позорно разревелся. И виделись-то не очень часто, он вечно был занят, старший офицер гарнизона из двадцати человек, а мне надо было шастать по лесам и обихаживать абори.