Я прочищаю горло.
— Это… это хорошо.
Он хмурится, в уголках его глаз появляются морщинки, и мне хочется себе врезать. Ксавьер ничего не упускает.
— Хорошо? Это пятнадцать штук в неделю, малыш, — он откидывается в кресле и скрещивает ноги. — Ты выглядишь нервным. Она сделала что-то такое, что тебе не понравилось? — его глаза вспыхивают, не позволяя мне сдвинуться с места.
— Нет, — я качаю головой. Он все еще пялится на меня, ждет. Я вздыхаю. — Она…
— Она что? — он наклоняется вперед, и на секунду все в нем как будто становится покровительственным, готовым меня защищать.
— Она просто другая, — я не знаю, что еще сказать. Дверь открывается, и заходит Тор, переводя взгляд с меня на Ксавьера и обратно. Все же он решил остановить свое внимание на Ксавьере, который не прекращал все это время пристально смотреть на меня.
— Что такое? — спрашивает он. Черт, эти ублюдки или слишком подозрительны, или чересчур проницательны. Ксавьер и Тор лучшие друзья уже целую вечность, и то, насколько они легко понимают друг друга, даже слегка пугает.
— Малой, кажется, не слишком рад своей новой клиентке.
Тор обернулся и нахмурился, посмотрев на меня.
— Почему? Она перегнула палку?
— Да ради бога. Нет! — я поднимаю руки, и он вопросительно выгибает бровь. Ксавьер лишь ухмыляется. — Послушайте, она просто… доминантная.
Маленькая улыбка появляется на губах Тора, а Ксавьер не сдерживает смешка.
— Ох, она — настоящая хищница?
— А бывают фальшивые?
Тор смеется и смотрит на Ксавьера.
— Помню свою первую настоящую женщину. Миссис Джонсон, — вздыхает он.
— Моя была моим преподавателем по патентному праву, — поддерживает разговор Ксавьер. — Она была чертовым зверем в постели.
— Ага, — соглашается Тор, прежде чем подойти и положить руку мне на плечо. — Миссис Джонсон сделала меня тем мужчиной, которым я сейчас являюсь, — он улыбается. — У каждого в жизни есть такая женщина. Кажется, что она станет твоей, сынок.
Я рычу, потому что сейчас они слишком хорошо все понимают, и я собираюсь покончить с этим дерьмом. Уверен, Мэддокс чертовски скоро пронюхает об этом, и моя жизнь превратится в настоящий ад.
— Мне нужно идти. У меня клиент.
Я выхожу из офиса, но слышу, как они смеются по ту сторону двери. Чудесно. Надо было держать рот на замке.
К счастью, мой клиент на сегодняшний вечер — Пенелопа Престон. Ей восемьдесят девять. На самом деле, ее внучка была медсестрой, которой платили не для того, чтобы она приходила к ней домой и помогала, а просто чтобы составить компанию. Поэтому она решила, что лучше деньги, которые остались от мужа, она будет платить два раза в неделю мне, чем какой-то медсестре. Все между нами совершенно невинно. Ну, я имею в виду, что она может слегка распустить руки, но я посещаю ее не для того, чтобы трахнуть. Даже у жиголо должна быть черта, за которую он не переступит. Все морщинистое — это мой предел. Хотя должен признать, что она заставляет меня смеяться.
Я заглушаю мотор у входа в ее дом и выхожу из машины. Она живет в огромном особняке на краю Гайд Парка. Она купила его вместе со своим первым мужем, когда ей было двадцать, за тридцать тысяч фунтов, и сейчас он стоит десятки миллионов. В этом доме шесть спален, а живет она в нем одна. Пенелопа ни в какую не соглашается его продать.
Я стучу в дверь, и тут же отзывается горничная, впуская меня с широкой улыбкой.
— Кейден. Входи, — говорит она с нежностью. Интересно, она знает, что мне платят, чтобы я приходил сюда, или она думает, что я милый паренек, который просто по доброте душевной проводит время со старушкой.
Пенелопа сидит в гостиной с книгой в руках, как и всегда.
— Ах, Кейден, любовь моя, — она встает и обнимает меня, целуя в обе щеки.
— Как ты, Пен?
Она улыбается, как легкомысленная школьница, и машет рукой.
— Я в порядке. Хотя с твоим приходом стало еще лучше, — сообщает она. — Надин! — громко зовет женщина. Горничная, Надин, выглядывает из-за двери. — Подай ужин, будь добра. — Надин кивает. — Спасибо.
Я подаю Пенелопе руку, и она с радостью ее принимает, позволяя мне ее довести до столовой.
— А теперь расскажи, как твои дела. Как докторская? — Не многие знают о моей диссертации. И, конечно же, никто из агентства. Я не уверен, почему не хочу делиться этим, но сложилось именно так. Я рассказал Пен, потому что она умная. Она работала медсестрой в Африке, когда это было также безопасно, как выходить на улицу голой пятидолларовой шлюхе. И, честно, она была для меня, скорее, другом, чем клиентом, несмотря на то, как неловко, что она еще и платит за это.